Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11

Лазутин Иван Георгиевич

Я позвонил в аэропорт еще раз. Мне сказали, что самолет должен вылететь по расписанию.

Но когда мы приехали во Внуково, на электронном табло было написано, что рейс на Ригу задерживается на час.

Михаил Ильин по кличке Козявка оказался умнее нас. Он не приехал в аэропорт. Видимо, звонил в справочную Аэрофлота до последнего момента, предполагая, что рейс могут перенести или вообще отменить.

Через час по радио объявили, что вылет в Ригу задерживается еще на час по техническим причинам. Козявка в аэропорту не появлялся. Хмелев чертыхался. Потом, очевидно, самолет починили, но испортилась

погода в столице Латвии. По радио дважды объявляли, что рейс задерживается в связи с погодными условиями в Риге. А Козявка в аэропорт не приезжал.

— И не приедет, если не дурак, — сказал Хмелев. — Надо уметь пользоваться телефоном.

Предвидение Хмелева оправдалось. Козявка не приехал во Внуково.

В пять утра самолет все-таки вылетел в Ригу, но без Ильина.

Мы сели в машины и поехали в город. В последние дни у Козявки было несколько адресов — день он жил у одного товарища, день у другого. Беспокоить на рассвете ни в чем не повинных людей, приютивших Козявку из-за человеколюбия, мы не хотели, но были вынуждены. В квартире по одному из трех имеющихся у нас адресов нам сообщили, что Козявка уехал в Ригу к родителям на поезде.

— Одного упустили, — сказал Хмелев. — Теперь что будем делать?

— Действовать по плану, — сказал Бестемьянов. — Временной сдвиг ничего не меняет. Едем к Сане Якушеву.

— А понятых где найдем в такое время?

— Найдем.

Мы приехали к дому Якушева, поднялись на четвертый этаж, по лестнице и позвонили в десятую квартиру, зная, что Якушев с восьми вечера там. Ждали долго. Позвонили еще раз. Наконец за дверью раздался голос:

— Кто там?

— Милиция, Якушев. Открывайте, — ответил Бестемьянов.

Якушев открыл дверь, но она оставалась на цепочке. Одним взглядом на предъявленные документы Якушев убедился, что мы из милиции, и впустил нас в квартиру. Заспанный, взлохмаченный, в распахнутом шелковом халате, он растерянно смотрел на нас. Слишком неожиданным был для него наш приход.

Якушев что-то прятал в длинном рукаве халата. Я поднял рукав. Якушев держал трехкилограммовую гантель.

— Решили гимнастикой подзаняться?

Он безвольно отдал снаряд. Интересно, кого он ждал? Не Фалина ли?

— Давай, Саня, проводи гостей в; комнату, — с улыбкой подтолкнул его Бестемьянов.

Чего только не было в комнате! Сервизы, хрусталь, спортивные куртки, кожаные пальто, японские стереомагнитолы размером от двадцати сантиметров до метра, груда икон и коробки одна на другой — все на полу. На столе лежали книги и стояла тарелка с недоеденными пельменями. Я взял раскрытую книгу — «Хождение по мукам». Действительно, хождение по мукам.

Бестемьянов поднял одну из икон.

— Георгий Победоносец. Победоносец! Чего нельзя сказать о тебе. А, Саня? Ну давай рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев отрешенно сидел на кровати.

— Ты что, Саня, дар речи потерял?

Несколько секунд в квартире была тишина. Вдруг скрипнула входная дверь и раздался сильный хлопок. Мы схватились за оружие. Якушев засмеялся. Было над чем смеяться. Это захлопнулась форточка в комнате, когда открылась входная дверь. Вошел участковый и сказал, что в подвале обнаружена коробка с иконами.

— Твоя? — спросил Бестемьянов Якушева.

Тот кивнул, давясь смехом. Ему бы

плакать…

— Посмеялись, и хватит, Саня. Рассказывай. Что здесь ворованное?

Якушев покраснел. Неужели он еще не разучился краснеть?

— Все.

Память у него была хорошей. Он помнил, из какой квартиры что похищено. Среди вещей не оказалось ни одной из квартиры Игнатова.

— Что же ты ворованное дома держал? — спросил Бестемьянов. — Да еще возил с квартиры на квартиру.

— Сбыть трудно, — ответил Якушев.

Денег мы не обнаружили, если не считать пятерки в бумажнике Якушева.

— Деньги, Саня, где? — спросил Бестемьянов.

— У меня их нет, — ответил тот.

— Не врешь?

— Какой смысл?

— Верно. На, возьми. — Бестемьянов протянул Якушеву пятерку из бумажника. — Пригодится в тюремном ларьке.

— Спасибо. Одеваться?

— Ну а как ты думаешь?

— Извините, придется при вас…

— Ничего, Саня. Мы отвернемся, чтобы тебя не смущать.

Я не вмешивался. Зачем мне было вмешиваться, когда я видел, что между Бестемьяновым и Якушевым сразу установились особые отношения, конечно, не доверительные, но близкие к этому?

За все время Хмелев не проронил ни слова. Насупившись, он молча наблюдал за происходящим, видимо пытаясь понять то, что так его волновало — почему Якушев стал преступником? Действительно, почему? Глядя на него, в голову не могло прийти, что он преступник, может быть, даже убийца. Он ведь служил на флоте, значит, мог вязать морские узлы, Я вспомнил, как Каневский объяснял мне систему морских узлов. Чем сильнее тянешь трос, тем больше затягивается узел…

Мы спускались с Якушевым по лестнице. Он был в наручниках. На стене белела размашистая надпись «Саня-дурак». Мы не обратили на нее внимания, когда поднимались. Бестемьянов сказал Якушеву:

— Гляди, Саня. Это про тебя.

Якушев не ответил.

Самарин велел нам разъехаться по домам и отоспаться. Если бы мы выполнили приказ генерала, то спали бы до утра. Мы же в пять вечера возвратились в управление.

На первом допросе, когда Якушева привезли на Петровку, о Фалине ничего не было сказано. Все делали вид, что того вообще не существует. Самарин посоветовал нам не касаться Фалина: «Пусть решит, что его взяли по эпизодам квартирных краж». Очевидно, Якушев так и решил. Он рассказывал о кражах эпизод за эпизодом, называя соучастников. Как мы ожидали, кража в квартире покойного журналиста Фалина была делом рук Якушева и его приятелей. Но Якушев ничего не сказал о том, кому передал похищенные документы. В общей сложности он назвал четырнадцать квартирных краж и двенадцать соучастников. У Бестемьянова появилась возможность довести до конца несколько нераскрытых дел…

В ожидании Якушева я думал о том, почему он умолчал о Фалине. Неужели он все-таки причастен к убийству? Наконец его привели.

Я разложил на столе фотографии, в том числе Спивака и Фалина.

— Взгляните, пожалуйста, на эти портреты.

Якушев был спокоен. Обычное дело опознавать по фотографиям соучастников. Он, конечно, думал, что увидит соучастников по кражам. Но когда он пробежал взглядом по портрету Спивака и прочих и, споткнувшись на снимке Фалина, весь красный поднял на меня глаза, я понял, что его спокойствию пришел конец.