Апейрогон. Мертвое море
Шрифт:
Они не мешкали, не молились напоказ. Никаких ритуалов. Никаких разговоров. Это их долг. Вот и все.
Для такого и было написано Священное Писание.
109
Cиланс фини.
110
Двое медиков ЗАКА на скутерах вернулись на следующее утро, чтобы подобрать забытое глазное яблоко.
Глаз приметил старик Моти Рихлер, который на закате посмотрел вниз с балкона своей квартиры на улице Бен-Йехуда и увидел кусок оторванной плоти на длинном голубом навесе кафе «Атара».
Из глазного яблока торчала длинная нить зрительного нерва.
111
Механизм работы человеческого
112
При возрастной макулярной дегенерации в центре глазного яблока пациента развивается слепое пятно, и он видит предметы в основном только на периферии. В центре зрительного поля – темнота. Пациент четко видит лишь кайму реальности: все прочее превращается в размытый круг. Если посмотреть на мишень, будет виден только ее край.
Чтобы ее побороть, хирург удаляет хрусталик из глаза и помещает имплант микроскопического металлического телескопа. Хирургическая операция не исправляет макулу, но улучшает зрение пациента. Размер слепого пятна можно сократить с размеров лица человека до размеров рта или, возможно, даже до размеров маленькой монетки.
Операция, которая была впервые проведена в Нью-Йорке и усовершенствована в Тель-Авиве, занимает всего пару часов, однако после нее необходимо освоить новую технику зрения. Пациент должен научиться направлять взгляд в крошечный имплантированный телескоп и видеть центр одним глазом, а другим в это время смотреть на окружность. Первый глаз направлен прямо, выдает увеличение до трех раз, а другой исследует периферию. В мозгу оба потока визуальной информации объединяются в одну картинку.
Иногда пациенту требуется несколько месяцев, даже лет, чтобы научиться пользоваться новыми глазами.
На момент теракта Моти Рихлер находился на втором месяце восстановительного периода. Он отвернулся от окна и сказал жене Алоне, что смотрел на место вчерашнего взрыва – через свой имплантированный телескоп – и увидел на навесе нечто странное.
113
Моти показалось, что это старая фара от мотоцикла с торчащими проводами.
114
Одно из самых ранних исследований на тему глаза – его структуры, заболеваний, лечебных практик – это «Книга десяти трактатов о глазе», которая была написала в девятом веке арабским врачом Хунайн ибн Исхаком.
Он писал, что индивидуальные компоненты глаза имеют свою аутентичную природу и расположены в космологической гармонии, отражающей, в свою очередь, разум Божий.
115
Врачи подошли к Бассаму в коридоре больницы. Под белыми накрахмаленными халатами они носили галстуки. Врачи попросили его присесть. Он почувствовал, как поледенели запястья. Он ответил, что лучше постоит.
Один из врачей был еврей, другой – палестинец из Назарета. Он обратился к Бассаму на арабском: мягким, размеренным тоном. Если Абир умрет, предположил он. Если дело примет неожиданный поворот. Если случится худшее. Если мы не сможем ее реанимировать.
Другой врач прикоснулся к его плечу:
– Господин Арамин, – произнес он, – вы понимаете, что мы пытаемся вам сказать?
Бассам смотрел в пустоту над плечом врача. Дальше по коридору сидела Сальва в окружении семьи.
Бассам ответил на иврите, что да, он все понимает.
Снова заговорил первый врач. О донорстве органов. О поддержании жизни другой жизнью. Ее печень, ее почки, ее сердце. Ему вторил второй врач.
– Знаете, у нас самое известное отделение по трансплантации глаз.
– Мы о ней позаботимся.
– У нас большая нужда.
– Кто-то не хочет.
– Мы все понимаем.
– Господин Арамин?
На мгновение ему показалось, что глаза Абир витают в комнате: большие, карие, с медными пятнышками
– Пожалуйста, не торопитесь. Поговорите со своей женой.
– Хорошо.
– Мы подойдем попозже.
На полу в детской крутили дрейдлы. Алеф. Тора. Красивый наряд на бат-мицву. Распоряжения о военной службе. Пропускной пункт за прозрачным ограждением. Разрешения и печати. Над ней развевается бело-синий флаг. Машины с желтыми номерами. Израильское телевидение, израильские книги, израильские рецепты. Она могла бы приехать домой на шаббат, испечь халу, зажечь свечи, дать свои обеты, проснуться рядом с мужем, поцеловать его глаза, воспитать детей, привести их в синагогу, разучить с ними Атикву [23] , их дети могли бы иметь своих детей и свой взгляд на вещи, и да, он знал, что за пределами мусульманского права были другие взгляды – друзы, христиане и бедуины тоже, – но дело не только в этом, нет, тут все гораздо сложнее, он хотел объяснить это врачам, для него это особенно важно, это что-то фундаментальное, он должен об этом сказать, он не знает, как объяснить, он всегда хотел, чтобы Абир увидела море, он так много лет обещал ей это сделать, его обещание дочери, что здесь недалеко, он свозит ее на машине на побережье Акки, вместе с сестрами и братьями, позволит им побарахтаться в голубом Средиземном море, побегать вдоль деревянных пирсов, позволит им делать то, что в обычные дни всегда запрещалось, и он задумался, о чем, должно быть, подумали эти врачи, когда он, опустив взгляд в пол, сказал на идеальном иврите: Нет, простите меня, я не могу этого сделать, моя жена и я, простите, но мы не можем этого допустить, нет.
23
Государственный гимн Израиля.
116
Сразу после похорон Абир – ее пронесли, накрытую флагом, по разбитым улицам Анаты – Бассам позвонил Рами по телефону и сказал, что хочет присоединиться к «Семьям, потерявшим близких, за мир».
Он сказал, что готов действовать. Он приступит так скоро, как только возможно, на следующий день, если необходимо.
Бассам положил трубку и продолжил идти по изувеченным пыльным улицам. Разбитые в крошку тротуары. Кучи обломков. Пирамиды из шин.
Он видел фотографии Анаты в национальных архивных файлах, в ее некогда нетронутой красоте. Рыночные площади. Виллы. Лица из мозаики. Мужчины в фесках. Женщины в длинных платьях. Кафешки.
Все ушло. Все под обломками. Собрано в мусорные кучи.
Он прошел мимо школьных ворот и протиснулся за заднюю часть магазина. Проходя мимо кладбища, Бассам затаил дыхание.
117
Меня зовут Бассам Арамин. Я отец Абир.
118
В тысяча девятьсот сорок восьмом году во время Арабо-израильской войны Моти Рихлер охранял примитивную тележку, которая ездила по металлическому кабелю, протянутому через всю долину Хинном в Иерусалиме. Длина кабеля составляла двести сорок метров. Его начало было в кабинете глазной клиники, а конец – в здании школы на горе Сион. Провод был натянут при помощи ручной лебедки и поддерживался самодельными жердями.
Тележка из дерева и пластин армированной стали работала только по ночам. Она перевозила раненых солдат и медицинское оборудование из одной части долины в другую: солдаты, те, которые все еще находились в сознании, чувствовали, как тележка качается из стороны в сторону, когда они двигались по воздуху.
Каждый вечер Моти ехал на мотоцикле через долину под кабелем, чтобы удостовериться, что он в целости и сохранности и никто не разместил на нем никаких взрывных устройств. Моти носил темную одежду и пачкал в ваксе лицо, шею и руки, чтобы не привлечь ненароком внимание иорданского снайпера.