Априори Life
Шрифт:
– Ну, хорошо, – я глубоко вдохнула, прежде чем начать монолог. – Я не спорю, секс – это прекрасно. Потому что сладко, потому что отключается голова, потому что ощущаешь себя на вершине мира, а вся жизнь кажется одним сплошным оргазмом. Жаль, что только кажется… Но куда весомее тем не менее – кого ты видишь, когда просыпаешься. Что ты чувствуешь в тот момент: «Бицепсы тебе, конечно, подкачать не мешало бы, милый, но с членом ты управляешься неплохо…» – или же понимаешь, что первое, что ты хочешь увидеть, проснувшись завтра с утра, – это вновь его спящее лицо. И если так происходит, то никакой минутный оргазм с этим не сравнится. Хотя это и есть, наверное, тот самый оргазм – оргазм длинною в жизнь, – я старалась не смотреть никому в глаза. – Давно уже известно и прописано во всех незамудренных цитатниках, что мы любим человека не за что-то и далеко не вопреки. Мы любим в нем те ощущения, которые он нам
– Звучит как цитаты из книг, – он ухмыльнулся. – Заученно и не совсем правдоподобно.
– Хочешь сказать, что ты никогда не заглядывалась на другого, имея на тот момент постоянного?
– Нет в нашем мире ничего постоянного…
– Вот именно! – он аж вспыхнул изнутри. – И все эти игры в верность не более чем блеф.
– Ты путаешь разные вещи, Вань. Непостоянство я имею в виду в рамках всей жизни: люди встречаются, люди расходятся, каждый день меняется что-то. А измена – это элементарное неуважение на фоне душевной проституции.
Он осекся на минуту. Присутствующие партнеры с любопытством наблюдали за нашим диалогом, прерывать который явно никто не собирался.
– Хочешь сказать, ты – олицетворение душевной монахини?
– Я не изменяю прежде всего самой себе. Не хочу и не умею просто трахаться, если ты об этом. Нет в этом смысла. Можете смотреть на меня как на идиотку, но я не вижу в этом удовольствия. И мне искренне жаль тех женщин, которые используют трах как доказательство собственной привлекательности, когда, ложась в постель с очередным «поклонником своей красоты и уникальности», она думает: «Ура! Меня все еще хотят». Сам оргазм-то происходит в большинстве случаев именно от этих мыслей, а количество выпитого накануне здесь, конечно же, ни при чем. Комплексы все это, не более того. И есть элементарный способ удостовериться в моих словах – просто посмотрите наутро в зеркало и задайте себе один вопрос, всего один: «А смысл?» Ведь сегодняшней ночью на вашем месте будет кто-то другой, кого будут иметь так же, как и вас несколько часов назад. В тех же позах, с тем же дыханием, с той же частотой. Вы это, не вы – да какая разница… Льстит? Мне кажется, сомнительно. И мне жаль вас. Что же я? А я просто слишком отчетливо знаю, чего хочу, и, слава богу, мне есть кого хотеть. Поэтому и вопрос измены смешон и нелогичен. Не могу я, уж простите, есть мясо с кровью, когда хочется шоколад. Самое последнее в нашей жизни – это изменить своей цели и своему желанию. Слово «цель» здесь, кстати, тоже выделяется красным! – Но это мое мнение, – рассекла я возникшую паузу и теперь уже в свою очередь откинулась на спинку стула.
– Тебе, Батунина, реально надо на митинге с трибун народ напутствовать, – отшутился через какое-то время «посол». – Съели, господа? Теперь сидите и думайте о своих беспечных половых связях. Долго только не думайте – нам еще корпоративную сценку обсудить надо. У тебя есть какие-нибудь мысли, Лер? Времени не так уж и много осталось, а облажаться не хотелось бы…
Корпоратив. Корпоративы – это вообще отдельная тема. Их я, кстати, не любила тоже. И не потому, что приходилось улыбаться тем, кого разве что с локтя хотелось одарить вниманием (у нас все-таки иное устройство бизнеса и взаимоотношений в нем, хотя такие истории тоже случаются), а, скорее, от того, что грани понимания изрядно стирались. Поначалу, конечно, нравилось, когда ни с того ни с сего вас коллективно грузят в автобусы и под веселье и прибаутки транспортируют в культурно-развлекательный центр где-нибудь в центре Москвы, закрывают для вас огромный зал (или этаж без малого), потчуют ресторанными яствами и веселят продолжительными шоу-программами. В то время как не каждая достаточно крупная компания позволяет себе подобные гулянья в какие-то важные памятные даты. Нравилось без причин и особых поводов проводить вечера в подобной атмосфере, укореняя мысли, что праздники в жизни не зависят от календарных дат, немного хмелеть и, по-идиотски улыбаясь, в унисон с партнерами орать тосты «за бизнес!». Нравилось. Всем нравилось. И прежде всего потому, что халява. О! Это сладкое слово! Все мы падки на нее и ее суть. Не кривите душой, ничто не сравнится с этим щекотливым чувством выпавшего ни-за-что. Просто так взявшего и свалившегося то ли за какие-то неведомые заслуги, то ли просто за красивый разрез глаз. И собственная значимость в такие моменты рвет все рекорды по скачкам в высоту. У кого-то еще срабатывает момент неприятия с неприкрытой демонстрацией собственной недостойности. Но под дырявым сукном лицемерия мы же понимаем, что в глубине души каждый позиционирует себя тем самым, ради кого вообще все это затевалось.
И все бы ничего, пока подобное не начинает восприниматься как должное.
Поэтому все чаще на подобных мероприятиях я находила для себя местечко поотдаленнее от эпицентра событий. Меня вполне устраивала больше наблюдательная позиция за отдыхом собравшихся людей, с характерными потугами изображающих из себя «светское общество»: все эти наигранные дешевые улыбки, обсуждения якобы общих тем и вечно голодные взгляды, поистине стремящиеся лишь стянуть что-нибудь совершенно безвкусное, но непременно съедобное со стола. И все по той же причине – пред халявой нет героев.
В который раз удивляюсь глубине и проникновенности давно избитой фразы: со стороны виднее. Знать бы наверняка, где есть та самая сторона…
Поэтому я наблюдала. Я все больше начинала увлекаться этим процессом. Знакомые мне люди, но несколько в иных условиях, – улови разницу, как говорится. А разница была, и больше в эмоциональном плане. Эмоции людей – моя любимая наука, хотя в тот момент я только познавала ее азы. В ней нет правил и, главное, исключений, нет необоснованностей и теоретических предположений, она в корне не изучаемая, и слава богу! Эта наука есть аксиома, которая, как нам всем известно, не требует…
Поэтому людские эмоции для меня были чем-то вроде ярких лампочек в темном лабиринте личностей, что освещают их слабые стороны. В подобных местах я лицезрела буквально калейдоскопы красок. Особенно увлекательными были те, кто по умолчанию распознавались «своими».
Но со временем притуплялось и это. Лица все больше становились для меня приборными панелями, куда выводятся все механизмы тела и его физико-химические процессы. И я подолгу всматривалась в эти панели, будто в пазл соединяя их черты: нос, подбородок, разрез глаз, очертания скул. Долго-долго… иногда до слез от напряжения. Я ищу там душу, и порой она проступает. Непонятным, неожиданным образом. Все равно как, долго всматриваясь в последовательность абстрактных узоров, ты вдруг складываешь отчетливую картинку, и, как правило, ту, которую никак не ожидаешь увидеть. Эти ощущения чем-то схожи… чем-то. Но проступала она не у всех.
Не являлось исключением и собственное: причиной долгих порой разглядываний своего отражения была отнюдь не самовлюбленность, как принято предполагать. Это, скорее, поиск. Ты просто ищешь, ищешь там себя. Просто стараешься не потерять эту ниточку в запутанных историях и стереотипах, так приятно и ненавязчиво окутывающих в рамках социума. Наверно, поэтому эти поиски всегда проходят в отсутствие посторонних глаз.
В тот раз мы не облажались. Почетное второе место в капустнике филиала «Один день из жизни партнера» было справедливо нашим. Тянули бы и на первое, но отсутствие профессионального звукозаписывающего оборудования среди партнеров нашей структуры дало очевидное преимущество музыкально образованным соперникам. Но тогда это уже не имело значения. Победителей, как известно, не судят. А мы считали себя победителями, хотя Игорь предпочел даже не смотреть на наше творчество, насколько я могла видеть с ярко освещенной сцены. Наверное, это и к лучшему: меня очень смущали его глаза. Но еще больше хотелось в них смотреть – запретный плод… вы сами знаете. А он был запретным…
Здесь-то и оттачивались все задатки актерского мастерства (не зря его ввели как дисциплину по продюсерской программе). И разыгрываемый спектакль чем-то очень сильно смахивал на «Золушку». Только наоборот: после полуночи я была милым чутким созданием, растворяющимся в теплоте его рук, а наутро превращалась в стервозную сучку в пиджаке, едва пересекая порог нейтральной территории, и совсем уж бесполое существо ближе к вечеру под кодовым названием «партнер». Поначалу это была интересная игрушка – быстрая смена амплуа, сцен и декораций. Она затягивала, заставляя создавать все более запутанные ситуации, работать над быстротой реакции и стратегическими расчетами, ограничивать распространение информации и никому не доверять. Впоследствии, я могла предположить, тонкий привкус сумасшествия и подергивающийся левый глаз. Глаз начал подергиваться гораздо раньше прогнозируемых сроков.
Тем не менее факт оставался фактом: экспертному составу официально запрещалось иметь какие-либо личностные взаимоотношения с партнерами. Противоположного пола это тоже касалось. Так что даже «жены» всячески скрывали свою принадлежность к своим половинкам, вплоть до девичьих фамилий на бейджиках, стоит ли говорить об их поведении…
Двуличие приветствовалось в самых сочных тонах – чем ярче, тем лучше. Ложь во имя светлого чувства – как это красиво. Классика, как говорится, никогда не выходит из моды.