Аптечка номер 4
Шрифт:
— Говорю же, ты легкомысленная.
— Тогда ты тяжеломысленный. Прикинь сам, парная казнь двух молодых россиян — это подарок всей оппозиции. Профита для власти мало, а ущерб гарантирован. Нас же моментально мучениками признают, придумают нам любовную драму. Либеральная эмиграция, которая сейчас между собой собачится, из нас иконы сделает.
Звучало здраво и совсем не успокаивало. Как будто власть до этого не показывала, что ей класть на репутацию.
— На самом деле я подумывала тебя оставить, — призналась Зарема. — Но сразу отбросила этот вариант.
— Почему убить?
— Да ты же, оставшись один, сдашь нас первому патрулю. И ориентировки на меня разойдутся по всей Ленобласти и Карелии.
— А ты высокого мнения обо мне. Это очень мило.
— Потому и отбросила этот вариант. Так что у нас один выход: держаться вместе и сохранять верность намеченному плану. Если у тебя нет ничего получше.
Ничего получше я предложить не мог.
Мы сложили палатку и зашагали на вокзал. Через белеющий тысячелистник, через частный сектор, через советские дворы с ямами для луж. Перематывая назад поцарапанную пленку.
Вместо станции Астапово Зарема привела меня на станцию Завидово. Великий старик Толстой умирал не здесь.
Полупустой вагон по-своему умиротворял. Колесный ритм превращал в рутину едва ли не всякий пейзаж. Деревни — поля — коровы — лес, деревни — поля — коровы — лес. Беспросветная идиллия, хоть музыку накладывай.
Лишь раз я встрепенулся, когда сразу за кладбищем в окне проплыл баннер с рекламой контрактной службы, бесстыдно дополнявший ряд свежих могил, над которыми развевались триколоры. Ведомства шагали вразнобой. Левая рука знать не знала, что творит правая.
— Ни слова о Валентине, — сказала Зарема.
Она листала новости.
— Завтра на работе спохватятся. Направят к нему полицию.
Моя спутница усмехнулась.
— То, что ожидаешь, никогда не случается.
— А что случается?
— Все оборачивается либо хуже, либо лучше, чем самые очевидные прогнозы. Обычно лучше, но худшее запоминается сильнее.
То ли Зарема играла в загадочность, то ли не находила слов выразиться точнее.
На выходе из Тверского вокзала возвышался белокаменный храм. Золото на куполах сияло так ярко и дёшево, что отпадало всякое желание гадать, подлинный это драгметалл или грубая подделка. За церковью прятался торговый центр из серых строительных блоков. Его фасад украшала непритязательная реклама аптеки, пивной, букмекерской конторы «Энциклопедия спорта» и ремонтного сервиса.
— Мы здесь на день, — объявила Зарема. — Оклемаешься, накопишь сил. Дальше поедем стопом.
— Ночуем в хостеле?
— Никаких хостелов.
Зарема пояснила, что связалась с надежным товарищем, который и помог с дефицитным антибиотиком. Товарищ вписывал нас на ночь.
— Левак? — уточнил я.
— Айтишник. Начитанный молодой человек.
— Из профсоюза, который судили?
— Причастен.
Короче, целый вечер предстояло выслушивать, что Карл Маркс уже полтора века назад с точностью до ароматов предсказал задницу, в глубине которой окажется
— Про Валентина ни слова, — предупредила Зарема.
Можно подумать, я возражал.
Товарища звали Денис, и он жил один в двухкомнатной хрущевке. Большая комната соединялась с кухней на манер студии. Вместо книжных шкафов от пола до потолка, подобающих начитанному молодому человеку, в студии на видном месте располагались барная стойка и подвесные полки с красивыми бутылками. Хозяин — в кислотной футболке, оливковых шортах и с шевелюрой в духе Джима Моррисона — плохо сочетался с интерьером. По сосредоточенному виду нельзя было доподлинно определить, как он относится к гостям. Не исключено, что параллельно.
— Я спать, — сообщила Зарема. — Разбудите вечером.
Она скрылась в комнате за студией.
— Я бы тоже прилег, честно говоря, — сказал я. — От болезни толком не восстановился.
Денис показал на раздвижной диван у стены. На нем дожидались плед и подушка.
Перед тем, как уснуть, я увидел, как Денис наливает себе что-то в бокал со льдом и садится к ноутбуку. Хотелось пошутить про пьянство на рабочем месте, но сон опередил.
Я пробудился поздним вечером и, довольствуясь тем, что меня не тычут в бок, немедленно уснул снова.
Мне снилось, что Денис не сдвигается с места.
Открыв глаза утром, я убедился, что Денис по-прежнему сидел перед экраном с бокалом. Лед как будто не таял.
— Ты спал вообще?
Вместо ответа Денис кивнул в сторону надувного матраса на полу.
— Кажется, мы оккупировали все кровати в твоем доме…
— Это съемная хата.
— Все равно. Неловко вышло. Выспался?
— Не преувеличивай мои жертвы.
Зарема говорила, что мы в Твери на день. И просила разбудить ее вечером. Судя по всему, план пошел вкось.
— Который час?
— Половина двенадцатого?
Я вскочил.
— Почти полдень?
— Ну не полночь же.
— Ты Зарему будил?
— Трижды.
— Трижды?
— В первый раз она прогнала меня и отвернулась к стенке. Когда она прогоняла меня во второй раз, то приказала закрыть дверь с обратной стороны. В самой категоричной форме. В третий, уже утром, ее величество наконец-то оказали нам милость. Теперь принимают ванну.
Я вспомнил, как тоже просыпался в три захода. Птицы, поезд, завтрак на газовой плитке.
— Обо мне она ничего не говорила?
— Сказала, что любит.
— Я серьезно.
— Ничего не говорила. Уж не знаю, плюс это или минус.
Скорее плюс.
Когда Зарема вышла из ванной с полотенцем на голове, ее лицо излучало удовольствие. Как будто это не нам грозила высшая мера.
— Ну ты и легкомысленная.
— А что так?
— Да ничего. Мы теряем время, а ты тут наслаждаешься комфортом.
— Если мне суждено встретиться с Богом, пусть у меня будет чистая голова и хорошее настроение.