Аргентинец поневоле
Шрифт:
То есть сейчас, до массовой европейской иммиграции, южная граница провинции Буэнос-Айрес — граница всей Аргентины. Остальная территория страны расположена на север, вплоть до Боливии и Парагвая.
Больше проблем чем индейцы, местным креолам пока доставляли португальцы. На редкость неприятные люди. Так и смотрят, чтобы спереть!
Португальские мошенники всегда стремились, правдами и неправдами, расширить свои владения в Новом Свете. Уже все по Тордельяссианскому разделу себе захапали, но никак не уймутся. Лезут через все границы! Во времена объединительной Иберийской унии[1581–1640 г] португальская экспансия
В 1680 году португальцы нагло основали поселение прямо напротив Буэнос-Айреса, на другом берегу Рио-де-ла-Платы. Когда губернатор провинции Буэнос-Айрес Хосе де Гарро, совсем как красноармеец командного состава, строго потребовал от предводителя португальцев Мануэля де Лобо уйти обратно, то получил в ответ заверения в мирных намерениях — мол, поселение было основано только для того, чтобы торговать с испанцами.
Но Гарро, сам хитрый как муха, был не из тех людей, кто склонен верить в сказки. Он собрал ополчение, попросил помощи у соседней провинции Тукуман и показательно расправился с наглыми мошенниками-португальцами — большинство непрошеных гостей были аккуратно убиты, а Мануэль де Лобо попал в плен.
Так был создан крайне важный, можно сказать — судьбоносный прецедент. Захолустный (давайте будем называть вещи своими именами) Буэнос-Айрес выступил в роли организатора противодействия интервентам — иначе говоря, взял на себя государственную функцию.
Мог ли он после этого не стать столицей Аргентины? Однозначно — не мог не стать! Но прежде Буэнос-Айрес стал столицей испанского вице-королевства, в создании которого важную роль сыграла необходимость противостояния португальской экспансии.
Глава 7
Пока я предавался размышлениям, то не заметил, как углубился уже в само предместье Барракос. Впрочем, земляные улицы здесь не слишком отличались от сельской грунтовки. Все тоже самое, только к дерьму крупного рогатого скота еще прибавился собачий «шоколад». Из-за этого пешеходам приходилось держать ухо востро. Да плюс зола, которую тут выгребали из очагов и разбрасывали прямо на улицах. Ровным слоем, чтобы не оскорблять общественную нравственность.
Вонь из канав, что выполняли в городе роль ливневой канализации, показывала, что и люди прилагали посильное усилие к озонированию воздуха. Тем более, что в канавах, помимо дерьма и помоев, валялись еще дохлые крысы и собаки, остатки пищи и прочие «радости жизни.»
Прибавим для полноты картины еще и едкий дым из очагов, где как правило готовили еду на сухом помете животных ( кизяках) и будет совсем весело. Мне кажется, что горожане давно «принюхались» и даже не замечают эту вонь. Она так сказать, стала частью естественного городского фона.
Разнообразные дома вблизи выглядели не лучше, чем издалека. Рвали глаза, выходящие на улицу глухие саманные стены, без всяких окон и стекол. Чувствовалось, что никто здесь никогда не сидит на завалинках, либо лавочках, возле дома, не точит лясы. Здесь так не принято.
В этой голимой трущобе, «шанхае», ветхие, разваливающиеся саманные домики составляли
Крыши домов, как и положено в жарком климате, чаще всего были плоские. Только вот не ровные, а с небольшим наклоном. По этому наклону по желобам дождевая вода должна была стекать во внутренний двор и заполнять бочки и другие емкости. Чувствовалось, что предместье, да и весь Буэнос-Айрес в целом испытывает недостаток чистой воды. Хотя город и стоит на большой полноводной реке.
А ларчик просто открывался, дорогой Ватсон,- как бывало говаривал Шерлок Холмс. Во-первых, предместье разрослось за поставленные природой приделы. Этому способствовало то обстоятельство, что славные буэнос-айреские «портеньос», промышляющие контрабандой, старались как можно дальше убраться от акватории официального порта, с его властями, и пушек прибрежной испанской крепости, вылазя далеко в залив.
Хотя Буэнос-Айрес и портовый город, но репутация здешней мелководной гавани у моряков всего мира невысока. А уже в этом месте приливы делали воды реки Ла-Плата довольно солеными. Колодцы мало помогали, так как близко к берегу обладали такой же солоноватой водой, а подальше, вырытые в глинистой почве, не всегда могли наткнуться на водоносный слой. Глина воду пропускала плохо.
Во-вторых, река прорывшая русло в глине, в низовьях была довольно мутной и грязной. В третьих, большой город вносил свою лепту в загрязнение реки. Городская ливневая канализация сбрасывала стоки прямо в воду, без всякой очистки. Плюсом еще в городе запрещалось стирать в домах, чтобы не перенапрягать ливневые канавы, то есть местные женщины стирали только на берегу Ла-Платы, словно бы они жили в какой-нибудь деревне.
И, наконец, в-четвертых, следовало помнить, что выше по течению сюда сбрасывают отходы, пользуясь разветвленной речной системой Ла-Платы почти вся Аргентина, Парагвай, часть Боливии и Бразилии. А об экологии сейчас никто не думает. Реки текут, потому что рельеф местности в стране понижается с северо-запада на юго-восток, от гор к океану, а как всем известно: лучше нет красоты, чем поссать с высоты…
Вернувшись к плоским крышам, хочу мимолетом добавить, что когда со стороны Кордильер налетает сильный ветер — памперо, от него менее всего страдают именно подобные крыши. А кроме того, на таких крышах очень неплохо коротать вечера после дневного зноя.
Хотя было уже довольно поздно, часов 10–11 утра ( мои наручные часы мирно лежали где-то на дне океана) людей на улицах было немного. В основном все были одеты в примитивные костюмы дизайна «а-ля под старину». Этакие зачуханные франты во рванине. Народ щеголял либо босиком, либо в «гуарачах»- сандалиях из сыромятной кожи на плоской подошве, либо в чувяках или растоптанных тапках, сделанных из того же материала. Вероятно, здесь считают, что лучше быть сытыми, чем модными.
Кругом голь и нищета, крестьянские рожи и дебильные лица, наглядно подтверждающие тезис о вреде пьяного зачатия.