Аргентинец поневоле
Шрифт:
Работникам намеренно устанавливалась очень низкая заработная плата, ввиду чего они были вынуждены постоянно просить деньги в долг у хозяина. Очень скоро долг становился настолько высоким, что выплатить его не было никакой возможности. Официально рабство было запрещено, но разве может должник уйти от кредитора, не расплатившись? Долги отцов переходили на сыновей и дочерей, которые, в свою очередь, увеличивали сумму долга…
Надо сказать, что в испанских колониях намеренно саботировались многие правительственные распоряжения, и подавался этот саботаж как забота об общественном благе —
Несмотря на все усилия, метрополии никогда не удавалось полностью контролировать обстановку в колониях. Проще и удобнее было следить за тем, чтобы в казну поступал положенный доход, а на все остальное королевская власть предпочитала закрывать глаза. Спустя некоторое время подобный подход «аукнулся» национально-освободительными революциями.
Спустя некоторое время генерал-губернаторство Новая Андалусия, была переименована на местный лад в Рио-Ла-Плата, а еще позже по мере роста населения, для удобства управления было выделено отдельное генерал-губернаторство Парагвай. В начале семнадцатого века Парагвай отдали ордену иезуитов для организации там социальных экспериментов.
По ходу дела, распространяя среди индейцев гуарани христианство, отцы-иезуиты образовали в этих краях церковное государство Парагвай. Индейцы были довольны, так как власть церкви оказалась гораздо легче светской власти короля.
Недоволен оказался сам король, лишившийся значительной части своих доходов. 2 апреля 1767 года король Карл III издал декрет об изгнании ордена иезуитов «из всех своих территорий — Испании, Индии, Филиппинских и иных островов» с конфискацией всех владений ордена. Индейцев вновь жестко поставили в стойло.
На юге дела тоже шли помаленьку. Огромные пространства травяных степей-пампасов пустовали. В отличии от Северной Америки, здесь не было огромных стад бизонов или оленей-карибу. Эти животные так и не смогли проникнуть на юг, не в силах преодолеть два узких перешейка — Мексиканский и Панамский.
Кроме диких лам и гуанако, из-за своей пышной шерсти предпочитающих горы, в степях бродили только пампасские олени. А эта животина мало того, что живет очень маленькими семьями, прекрасно бегает, защищается отчаянно, так еще и от его мяса исходит такая вонь, что достаточно дотронуться до него чем-нибудь, и эта вещь будет пахнуть невыносимо в течение нескольких недель.
Было много в пампасах и аргентинских страусов — нанду. Но у последних мясо очень жесткое и жилистое — не угрызешь. На вкус — настоящая подметка. А вот хищников в степях водилось множество. И пампасский волк и патагонская кошка и множество видов ягуаров. Речной, степной и горный.
Колонисты привезли с собой домашних животных: лошадей и коров. Поскольку колючей проволоки, чтобы огородить пастбища не было и в проекте, то животные размножились и разбежались по всей степи. В том числе и к индейцам, на радость последних. Теперь жить стало легче, жить стало веселей!
Холодильников- рефрижераторов тоже не было, как и морозов. Народ быстро зажрался. Как в американских прериях охотники часто убивали бизона, чтобы взять себе на обед язык или горб и
Одной контрабанды было недостаточно для прокорма всех жителей растущего Буэнос-Айреса, поэтому портеньос занялись заготовкой шкур — весьма востребованного в те времена товара. Пампа находилась под боком, крупного рогатого скота там расплодилось немерено, так что шкурный бизнес шел очень бойко.
Местные трапперы, которых здесь называли по-испански «вакеро» (пастух) или же «гаучо» ( индейский эквивалент этой профессии) никогда не держали в руках хотя бы два песо. Функцию денег у них, а также мирных или немирных индейцев, стали выполнять как раз-таки шкуры. В связи с недостаточностью количества монет, кожа крупного рогатого скота превратилась в денежную единицу, получившую гордое название «Билеты аргентинского банка». Одна просоленная шкура равна одному песо. Одна туша целиком — менее полутора песо.
Животных обычно ловили при помощи лассо, но могли и отстреливать. Заниматься засолкой мяса и вытапливанием жира не было никакого смысла, потому что шкуры стоили дороже, поэтому освежеванные туши бросались в пампе, ну разве что бралось сколько-то мяса и жира для личного употребления. По современным меркам подобное расточительство выглядело бы безумным, но у каждого времени свои реалии и свои порядки.
Во время охоты колонисты часто конфликтовали с индейцами за охотничьи угодья. Но особого напряга не было. Так как испанские конкистадоры и их потомки оказались слишком изнеженными. Формально испанцы могли заселить обе Америки, за исключением Бразилии, но на деле в холодные области они не лезли.
Буэнос-Айрес расположен приблизительно на широте испанского Марокко. Городов Сеуты и Мелильи. При этом южное полушарие гораздо холоднее северного, из-за наклона земной оси. Но все равно климат в этих краях не суровей, чем в средней Италии. Снег зимой идет очень редко.
Как я упоминал, конкистадоры в основном были из южной испанской Эстремадуры. В поисках золота и серебра они могли лазить где угодно, но по ходу дела всегда сажали в землю косточки съеденных апельсинов. Где деревца приживутся, там они и стремились обосноваться надолго. Осесть. Чтобы не орать по ночам от холода. Почему-то теплолюбивые уроженцы Пиренейского полуострова были уверены, что при температуре воздуха ниже плюс пятнадцати градусов жизнь в принципе невозможна.
Поэтому в Северной Америке испанцы остановились на линии Сан-Франциско ( где перед присоединением к США проживало всего навсего сотен восемь жителей) — Санта-Фе — Сан-Антонио- Галвестон. И не лезли дальше на север.
Так же и в Южной Америке южные суровые территории оставались ничейными. И в Чили, и в Аргентине. И дело не в героизме воинственных индейцев мапуче и прочих арауканцев. В Аргентине ничего подобного не было, но границы крайней провинции Буэнос-Айрес доходят на юге лишь до Рио-Колорадо. Еще южнее находится только лишь маленький порт на побережье, в устье Рио-Негрос. Далеко выдвинутый на юг крайний форпост. И все. Дальше лежат пустые земли, где никто не хочет жить. Кроме индейцев.