Аргумент весомей пули
Шрифт:
Драное проклятие вгрызлось в мой дух, я взвыл и приложил его малой печатью воздаяния, запитал ту всей энергией, которую только сумел в себя втянуть. Левая кисть окуталась пурпурным пламенем, а из судорожно стиснутых пальцев прыснула кипящая чёрная кровь. Ошмётки ещё не успевшего войти в полную силу посмертного проклятия выжгло из моего духа, кулак задёргался, и я вцепился в зловредные чары мёртвой хваткой, не позволил им вырваться, задержал.
Надолго бы меня не хватило, но тут дохлая мартышка подтащила ранец.
— Ядро! — хрипло выдохнул я.
Отец Истый расстегнул ремни и не мудрствуя
Миг я собирался с силами, а поднявшись на ноги, распорядился:
— Разнесите раненых подальше друг от друга!
Затем перебрался к ближайшему и почти сразу уловил знакомые отголоски посмертного проклятия. Аспект его был лишь отчасти схож с пурпурным, выжигать магическую пакость я не решился, вместо этого поманил её небесной силой и выдернул. Пластуна скрутило, ливанувшая из раны кровь окропила зачарованное ядро, и проклятие кануло в нём, обратно уже не вырвалось.
Отрядными целителями оказались два молодых тайнознатца, они занялись раной, а я перешёл к следующему бойцу — с тем подстраховал уже священник. Ну а дальше пошло по накатанной. Резал, вытягивал, запечатывал. Вроде — ничего необычного, но во рту у меня стоял вкус крови, да и смердело тут почище чем на скотобойне. И ещё — Франт.
Урядник, как только отправил на яхту призовую команду, так сразу и принялся распекать проштрафившихся подчинённых. Досталось и Хомуту.
— Ладно — Клюв, у него мозги давно от рома ссохлись! — обратился к младшему уряднику командир полуроты. — Но тебе-то ясный приказ дали! Должен был молокососа опекать, так на кой чёрт ты его бросил, скажи? Скальпы добыть не терпелось?
И так далее и тому подобное, ну а потом прошёлся и по мне.
— А ты? Ты же колдун! Зачем в рукопашную с ножом полез? Твоё дело — магией жечь!
Что самое паскудное, был он целиком и полностью прав. Дело колдуна и вправду «магией жечь», а не пластаться в ближнем бою. Да только не особо-то атакующими арканами и покидаешься, когда приходится энергию по нескольку ударов сердца накапливать, лишь бы только примитивным огненным ударом врезать, а противники защитными чарами прикрыты! Чуть сбился, перенапрягся, не добрал небесной силы и — всё, спёкся!
Я прекрасно отдавал себе отчёт в том, сколь важно поскорее прорваться в аколиты, при этом не видел никакой реальной возможности сформировать ядро, к тому же задыхался от зловония гниющей крови, а ещё помнил, что штурм поселения контрабандистов начался после едва ли не минутной заминки.
Франт намеренно дал части антиподов оттянуться к позициям стрелков, а теперь что-то вещает об осторожности?!
Резким жестом я стряхнул с пальцев очередной ошмёток посмертного проклятия и прорычал:
— Не говори под руку!
Облачко призрачного багрянца колыхнулось и скользнуло к уряднику, но я ухватил его, впечатал в зачарованное ядро, и этой наглядной демонстрации хватило, чтобы меня оставили в покое.
Вновь прорезался Франт, лишь когда я уже заканчивал возиться с последним его подчинённым.
— Ты порчу по крови наводить умеешь? —
С ответом я торопиться не стал, крепко задумался. Пусть ничего такого и не умел, да и трактат о высшей порче был посвящён исключительно избавлению от оной, но кое-что говорилось в нём и о способах сотворения зловредных чар, при этом крови жертвы там отводилось центральное место. Только сумею ли? С нуля создать нечто подобное — точно нет, даже пытаться не стану, а вот если перекроить чужое заклинание…
Отец Истый неверно расценил мои колебания, сказал:
— Порча — лишь инструмент, его тоже можно обратить во благо людское.
После схватки и дальнейшего избавления от посмертного проклятия дюжины человек ощущал я себя просто-таки премерзко, вот только если удравший антипод вернётся с подкреплением, нам придётся лихо. Так что последний ошмёток зловредных чар в ядро я запихивать повременил, поднялся на ноги и спросил:
— Где кровь?
Меня отвели к берегу, там в отблесках догоравшего сарая на траве алели ещё не успевшие подсохнуть капли. Я растёр одну пальцами, поморщился и уточнил:
— Точно не кого-то из ваших?
— Ручаюсь, — кивнул Франт и оглянулся на отчалившую от яхты лодку. — Дальше сам давай!
Он поспешил к причалу, священник двинулся следом, со мной остались только Хомут, Край да чернокожая колдунья, дохлых питомцев у которой заметно поубавилось.
Подцепив очередную алую капельку, я просунул замаранный кровью палец в левый кулак, затем повторил это действие и ощутил, как начинает меняться зажатое в кулаке проклятие. Оно явственно усилилось и одновременно оставило попытки вернуться к пластуну, забилось в лихорадочном ритме уже совсем другого сердца.
Ну да, пусть я и не умел толком проклинать, зато чужие зловредные чары перекраивал не раз и не два. Этим сейчас и занялся, просто не стал вбирать их в себя, прогонять по силовым узлам и выталкивать вовне через левый исходящий меридиан, а лишь дополнительно напитал энергией, скованной сразу несколькими служебными приказами.
Контроль, сжатие, стабилизация, ускорение.
Сверху — аргумент!
Провернул всё без ненужной спешки, предельно осторожно сплавил в единое целое чужое проклятие и собственную малую печать воздаяния, напитал их ощущениями, с которыми из меня выбиралась демоническая муха Гая, а затем перекроил результат и придал аркану иную, куда более знакомую и подходящую форму. Кулак вновь задёргался, а стоило только разжаться пальцам, и с моей ладони тотчас сорвался магический москит — кроваво-красный, с пульсировавшей внутри разбухшего брюшка капелькой пылающего пурпура.
Лети!
Послушное моей воле воплощение посмертного проклятия умчалось прочь, и я испытал непонятную гадливость, будто измазался в чём-то скверном. Вот только нет никакой разницы — ткнуть человека ножом, выстрелить в него из револьвера или наслать порчу. Всё упирается лишь в то — кого и зачем.
Сейчас моя совесть была чиста. Абсолютно.
Минуту спустя откуда-то издалека донёсся протяжный крик, Кукла негромко рассмеялась, и её дохлые мартышки бросились в лес. Чернокожая тётка двинулась следом, Хомут с облегчением перевёл дух.