Архангелы и Ко

Чешко Федор Федорович

– Что вы пока можете контролировать? – резко спросил Матвей, усаживаясь в пользовательское кресло.

Ответил (причём на удивление быстро и деловито) Клаус:

– Только жизнеобеспечение и некоторые второстепенные системы… кажется. Например, гипносон – уже после того, как это началось, я без проблем выключил твой, а остальным пассам без проблем же вварил на полную: и им спокойней, и нам сейчас только паники нехватало…

– Вручную запустить реакторную катапульту и аварийные двигатели нельзя? – Матвей разминал пальцы, как пианист перед сольным концертом.

– Вручную? Кетменём, что ли, реактор из отсека выковырять?! Или как там это звалось – ломом?! Периферийные экшн-процессоры закуклились и не реагируют ни на

что, понимаешь ты или нет?!

– Не ори, – буркнул Молчанов, принимаясь барабанить по сенсорам.

Так, что тут наваял этот ушастый антиквариат? Перезагрузил взмиражившиеся программы? Идиот… А, не идиот – он ещё не знал, что это сознательное нападение… Перезагруженное, естественно, тут же накрылось… Так… Молодец, дедушка, молодец. Просто, но действенно: активировал фискал-регистратор; выяснил, что сюда грузили за период с… ого! Да вы, дедуля, перестраховщик… Ага, конечно же – вот оно. Ну да, прямо так сразу и уделитивать! Идеалист вы, дедуня… Естественно, защита – а вы как себе думали? Очень неслабая защита, и вам она, конечно, оказалась не по… Что, взломано?! Да вы, дедулечка, просто-таки герой! Так… взломано, стёрто… вот это зря: нужно было не делитить, а для верности переформатировать весь сегм… Ого! Всё, дедушка, снимаю перед вами шляпу: похоже, ваша настоящая фамилия Молчанов. Переформатировано и перезагружено. Всё правильно. Не понятно только, почему это не сработало.

Да уж, глубокоуважаемый папаша Лафорж, на пенсию вам явно рано. Никто на вашем месте не мог бы совершить большего. Даже сам великий Молчанов уселся в одну лужу с вами. Великий Молчанов за несколько лет праздности вконец потерял сноровку. Так что – увы! – похоже, будто к «Каракалу» со всем его содержимым подкрался-таки большой красивый абзац. Жаль кораблик. И содержимого жаль – особенно некоторых отдельных его представителей. Но жаль там или не жаль, а абзац подкрался-таки. Вдруг. Незаметно. Можно даже сказать – невиди…

Стоять!!!

Так… Так… Так. Всё, перед ушастым дедушкой Лафоржем шляпу мы не снимаем. Шляпу мы снимаем перед кем-то из программистов «Шостак энд Сан Глобкэмикал».

Пять с чем-то там лет назад Молчанов (тогда ещё впрямь великий и сноровку не утративший) первый и единственный раз в жизни использовал против некоей небезызвестной фирмы одну собственную свою разработочку. «Невидимку». Все лонгольеры и колорады, взятые вместе, «шестьсот шестьдесят шесть», «джокер», «торнадо», «тирэкс» – всё это по сравнению с «невидимкой» хреновень хреновенькая. Конечно, «Глобкэм» тогда не успел даже понять, что его атакуют. Зато кто-то в «Глобкэме» сумел по последствиям восстановить причину. И найти её сумел, причину эту, которую разработчик считал совершенно необнаружимой. Настолько необнаружимой он её считал, этот идиот-разработчик, что даже не позаботился снабдить своё детище самоуничтожителем.

Вот так. Впервые в нашей с вами практике, господин Молчанов, закон подлости оказался не против нас, а за нас. Мог ли папин и сучий сын Шостак предугадать, что на борту «Каракала» окажется единственный человек, могущий сполунамёка распознать «невидимку» и в два счёта отвертеть ей кусючую её головёночку?!

«Я тебя породил, я тебя и переформатирую» – кто из великих это сказал? Пять минут, господин Шостак! Всего пять минут, и…

Интересно, а есть они у меня, эти пять?..

По-колокольному гулко, празднично вскрикнули стены рубки. Пользовательское кресло куда-то к чертям выпало из-под Матвея, и тут же, вернувшись, так наподдало временному своему хозяину, что у того в глазах расцвели весёлые радуги, а во рту стало хрустко и солоно.

«Вот и чехол», – подумал Матвей. Впрочем, он тут же сообразил, что будь это действительно тот самый «чехол», подуматься бы ничего не успелось.

Клаус и папаша Лафорж, всё ещё цепляясь друг за друга, поднимались с пола. А большой Макумба по-прежнему стоял на ногах, ибо успел схватиться

за пульт. Кажется, хватаясь, он случайно переключил внешние видеокамеры, или это так сработала недодолбанная «невидимкой» корабельная автоматика – так ли, иначе, но заплесневелый шар с экрана исчез. Теперь наэкранную картинку обрамляли изображения каких-то странно подсвеченных ажурных конструкций (кормовые стопоры сложенных «парусов», вид от командного модуля – так, что ли?); а прямо по центру на фоне траченного звёздами крепа пульсировал ярким венчиком реактивных выхлопов… тоже вроде как почти шар. Только этот, новый, был не заплесневелым, а белым, гладким, и казал зрителю на манер оттопыренного среднего пальца какой-то трубчатый вырост. И ещё этот шар не накатывался, а всё быстрей и быстрей уходил назад, куда-то к едва различимой манной полоске галактической метрополии.

– Грязные свиньи… – прошипел Клаус, обалдело таращась на экран. – Всё-таки вывернулись… Дас-с унфлаттер швайненс-с-с…

Он обернулся к Матвею и вдруг ощерился неожиданно злобно:

– Понял?! Плевали они и на «Вихрь» и на обещанный тобой хрен солёный! Они всё лучше устроили. Вот зачем этот отсек, эта проклятая груша. Не вышло с глиссером, так отстрелили переходник, врубили тормозные – и ауфвидерзеен! Понял? Э-э, да что тебе, ты… к-кенди кендинэ татмин етмэк йешак-дели!

Из последней фразы Молчанов понял только, что сказано было по-азиатски, с каковой точки зрения слово «йешак» вызывало серьёзные сомнения насчёт принадлежности сказанного к комплиментам. А вот что он понял однозначно и сразу, так это почему Клаус именно его назначил ответственным за невовремя обнаружившуюся способность «груши на кишке» отстегиваться от корабельной кормы и путём торможения удаляться на безопасное расстояние. Человек воображает, что вот-вот помрёт; доподлинные виноватцы возьми, да и смойся… Так он что, человек-то этот, последние секунды жизни станет тратить на поиски крайнего? Ещё чего! Кто первым на глаза подвернётся, тому и повезёт. А ежели этим подвернувшимся окажется именно тот единственный человек, который ещё может спасти всех… Что ж, значит, повезёт всем (повезёт, естественно, в кавычках).

Ладно. Если экс-вечнопьяныймичман Клаус Генрих предпочитает спасению несколько минут предсмертной истерики – увы, придётся ему поступиться личным ради общественного. Матвей набрал в грудь побольше воздуху и, глядя прямо в Клаусовы бешеные глаза, произнёс с этакой нарочитою расстановочкой:

– Хорэ ауф мит дэйнэн думмехэйтэн, или, в переводе на человеческий язык, заткнись.

Даже тривиальная пощёчина не подействовала бы лучше. Тем более, что осмысленность прорезалась не только в Клаусовых глазах, но и в мутных взорах остальных членов героического Каракальского экипажа. Вот и славно – теперь можно заговорить более ли менее по-нормальному.

– Лафорж, копии основных программ на защищённых носителях есть? Срочно сюда – могут понадобиться. Клаус, ещё можно успеть нормализовать состояние реакт?..

– Уже не успеем, даже если ты… Э, ты что, вычистил локалку от этой заразы?!

– Вычистил, вычистил, – бормотнул Матвей, выдирая из тощих, трясущихся, но на удивление цепких пальцев лопоухого дедушки джиэйром-обойму.

– Тогда оживи реакторную катапульту и аварийные ракеты, – Клаус уже сидел за «человеческим» пультом. – И спокойней, не лихорадь – у тебя ещё верных минут пятнадцать.

– Вот именно ты ещё будешь мне про спокойствие…

Молчанов срастил обойму с копидрайвом, пролаял какую-то скороговорочную абракадабру в саунд-контактор и расслабленно откинулся на кресельную спинку:

– Всё. Что зависело от меня, я сделал. Теперь, ежели чего, адресуй свои азиатские матюки супербрэйну и его быстродействию. А во, кстати, что ты там давеча гавкал на меня? Что-то про ишака, да?

Кадыр-оглы жрал взглядом мёртвую индикаторную панель, нетерпеливо пристукивая кулаками по подлокотникам.