Архангелы и Ко
Шрифт:
– Н-ну, понимаешь… – сказал он полурассеянно, полусмущенно, – в этом языке нет слова «самодовольный»… пришлось сказать: ишак, который это… сам себя удовлетворяет. В общем ведь то же самое, правда?
– Предположим, – скрипнул зубами Матвей. – Только следующий раз выбери какой-нибудь другой язык, хорошо?
Клаус не ответил. Индикаторная панель с терзающим уши блеяньем полыхнула радужным многоцветием, секундой позже на управляющих экранчиках главного пульта одна за другой пошли разгораться мозаики мнемосхем, и капитан Каракала занялся делом (дело очень напоминало попытки
Молчанов вознамерился было сказать, что в общем-то уже нет никакой необходимости задействовать «человеческие» управлялки – супербрэйн, даже вовсю занятый восстановлением программного обеспечения, всё-равно разберётся с реактором и торможением быстрей и оптимальнее человека. Но… Ладно, пусть. Наверное, переход с пульта на брэйн-управление чреват задержкой по крайней мере соизмеримой с…
Брэйн-контактор вдруг басовито взвыл и по-садистски, с оттяжечкой врезал Матвею под дых; пол вдруг басовито взвыл и провалился куда-то вниз и в сторону; внезапная тяжесть, с басовитым воем рухнув на плечи, почти втиснула Молчанова лицом в дисплей; рубочные стены басовито взвыли и…
…переборки натужно рассаживаются извивистыми провалами в чёрное забортное бесконечье; стоялую духоту отсеков прохватывает изморозный хохочущий вихрь; дымные тёмно-багряные брызги неожиданно по-ледяному расшибаются о пригашенный инеем экран…
Нет, это только до предела взвинченные Матвеевы нервы в преступном сговоре с Матвеевым же излишне-богатым воображением одарили своего хозяина таким жизнеутверждающим мимолётным видением. Да ещё, небось, помогла временно исполняющая обязанности Молчановской крови настойка адреналина на рапсовке.
Хорошо хоть панический взвизг великого хакера остался никем (включая самого хакера) не расслышанным за радостным воплем азиатского немца: «Ожила тормозная аварийка!» И хорошо, что плотно прижатый толчком к главному пульту большой Макумба своей широкой спиною перекрыл Клаусу вид на изувеченную ужасом взмокрелую хакерскую физиономию. Правда, Клаус могучим движением локтя тут же восстановил себе обзор. И спросил торопливо:
– Бэд, брэйн способен заняться выходом на стационарную орбиту? Эй, Бэд! Ты слышишь, чёрт тебя?..
Да-да, Бэд отлично всё слышал. Бэд просто никак не мог взять в толк, что это именно он должен откликаться на имя Бэд. А когда смог-таки, новый толчок вколотил ему ответ обратно в раззявленный было рот, пребольно двинув по недозажившим губам и носу вижн-образователем брэйнового монитора. На двинувшем остались три изрядных тёмных пятна. Зато с Матвеевых плеч наконец-то стряхнулась наваленная предыдущим толчком басовито воющая тяжесть – стряхнулась и оказалась папашей Лафоржем.
– Аварийный реактор катапультирован, – прокомментировал Клаус, вновь отпихивая локтем прилёгшего брюхом на пульт Макумбу. – И ожила гравикомпенсационная автоматика, так что толчков больше не будет.
Святая правда – толчков действительно больше не было. Потому что ни у кого язык бы не повернулся назвать скучным словом «толчок» затеявшееся мигом позже светопреставление.
Это
На первых же секундах заварившейся звончатой кутерьмы Матвея вышвырнуло из кресла, и в дальнейшем он был вынужден все свои силы мобилизовать на выкарабкивание из-под папаши Лафоржа. Дело уже совсем было пошло на лад, но тут на них обоих смаху уселся большой чёрный Мак, и всё пришлось начинать сначала.
Потом самозванного бухгалтера Рашна вдруг осенило, будто бы творящееся есть следствие задержки с отстрелом аварийного реактора, будто бы тот взорвался слишком близко и будто бы из-под двух третей штатного Каракальского экипажа можно не выкарабкиваться, потому что всё равно всем вот-вот наступит полный чехол.
А потом тряское кувыркание окружающего пространства внезапно оборвалось – возможно, наконец взялись за дело приобалдевшие от избытка входящих установок компенсаторы гравитации, а возможно и нет, потому что звон оборвался тоже… но чехол, кажется, так и не наступил.
Сдвинув с затылка что-то увесистое, округло-угловатое (не то голову Лафоржа, не то кулак Макумбы), Матвей привстал и к немалому своему удивлению обнаружил Клауса сидящим на прежнем месте. Удивление, впрочем, оказалось недолговечным: впервые за всё это время Молчанов вспомнил о существовании на свете такой безделицы, как привязные ремни.
А ещё Матвей обнаружил, что чехарда окружающего мироздания не прекратилась. Верней, прекратилась не вполне. Теперь она имела место на главном обзорном экране, и имела она там место до такой степени, что смотреть на этот самый экран было по-просту тошно. Круговерть стремительно меняющихся изображений объединял только фон – всё то же успевшее набить оскомину чёрное редкозвёздье галактической окраины.
Заметно съехавший к экранному обрезу белесовато-зеленовато-ржавый шар Байсана; совершенно уже окрохотнелая бронепластовая груша с короной тормозных выхлопов; бесформенная угласто-иззубренная скала (небось, какой-нибудь астероид, прихваченный Байсаном в спутники); укувырковывающаяся бесформенная же путанница блестящих сфер, решеток, цилиндров, чего-то ещё (отстреленный реактор); ещё раз кишкастая груша, но уже без короны (вполне естественно: топливо в Шостаковско-Филовом положении следует поберечь); ещё раз реактор и бешенная малиновая зезда на его месте…
Тут под Клаусово злобное «вот он!» наэкранная калейдоскопщина оборвалась видением чего-то вроде ширококрылого жука, и до Матвея дошёл, наконец, смысл последних событий.
В непосредственной, прямо-таки опасной близости от «Каракала» вывалился из сопространства внушительных размеров корабль. Не просто корабль – фрегат. Боевой. Без опознавательных знаков. Встречу на подступах к Байсану с чем-то подобным, помнится, предрекал некто Степан Чинарёв, беседуя с Крэнгом в Новоэдемском обезьяннике. Вот, значит, и допредрекался…