Архивы Дрездена. Сборник. Книги 1-15

Батчер Джим

Глава двадцать шестая

Хорошенький передо мной стоял выбор. Не делай я ничего — и еще одна женщина погибнет, оставив сиротами двоих детей. С другой стороны, в лицо мне целился пистолет. Сделай я что-нибудь — и тогда погибну уже я. Умнее всего с моей стороны было бы позволить Трикси удерживать меня на месте столько, сколько ей нужно, а потом дать ей уйти. Эмма погибнет, но зато у меня будет по меньшей мере двенадцать часов на то, чтобы прихлопнуть эту лавочку любителей мальоккьо. Попробуй я ослушаться — и погибнем уже мы

оба, Эмма и я, а нехорошие парни окажутся в выигрыше.

В общем, умный на моем месте не рыпался бы. Голая логика, ничего больше.

Однако же есть вещи подревнее логики — инстинкт, например. Один из древнейших инстинктов, укоренившихся в человеческой душе — это стремление уберечь детей от несчастья. Ну конечно, сама возможность Эмминой смерти уже мотивация будь здоров, но при одной мысли о том, что эта самовлюбленная гарпия может причинить зло Эмминым детям, я с трудом сдерживался от соблазна испепелить Трикси Виксен и ее точеную задницу к чертовой матери.

Очень мне хотелось броситься на нее, наплевав на пистолет. И это было бы не настолько безрассудно, как представляется на первый взгляд. Убивать ведь не так и просто. Большинство людей генетически настроено на бережное отношение к сотоварищам по биологическому роду. Солдат и копов приходится специально готовить, чтобы они могли преодолеть этот инстинкт, а тех преступников, которые палят в людей, часто толкают на это отчаянные обстоятельства.

И даже натасканные должным образом солдаты и закоренелые преступники могут просто-напросто мазать. Легендарный Билли Кид разрядил раз свой револьвер в банковского кассира с расстояния меньше трех футов — и промахнулся шесть раз. Я сам видел, как образцовому копу пришлось стрелять в подозреваемого — он разрядил в него всю обойму и не попал ни разу.

У Трикси имелся пистолет, но, возможно, ей недоставало опыта, подготовки, собранности в конце концов. Если она дрогнет — хоть на долю секунды — я смог бы сцепиться с ней. Да и в противном случае шансы мои тоже отличались от нуля. Вполне вероятно, она промахнулась бы достаточное количество раз, чтобы я успел перехватить пистолет.

Ну, конечно, вполне возможно, она бы влепила пулю мне в глаз. Или в горло. Или в живот.

Я вдруг ощутил ледяной, потусторонний ветер. Проклятие приближалось, почти навалилось уже, и на этот раз оно было сильнее, смертоноснее предыдущих. Сконцентрировавшись на мгновение, я успел понять: у меня нет в голове заклинания, способного блокировать такое или хотя бы перенацелить эту чудовищную энергию. Уж не знаю, что случилось такого, сделавшего проклятие настолько сильнее, убийственнее — и это пугало меня едва ли не до беспамятства.

Надо было делать что-то, и немедленно.

Я отчаянно нуждался в отвлекающем маневре, но хватило меня только на то, чтобы резко повернуть голову к двери, переместив при этом вес, словно собираясь встать.

— Ни с места! — рявкнула Трикси.

Я облизнул губы, продолжая смотреть на дверь.

Я видел, что она колеблется. Не меняя положения, она вывернула шею, оглянувшись на дверь — на мгновение, но мне хватило и этого.

Я выплеснул свой не остывший еще кофе прямо на нее, окатив ей плечо и шею. Она взвизгнула от боли и неожиданности. Я бросился на нее, замахнувшись

телефонной трубкой ей в висок.

Она снова завизжала, глядя на меня. Теперь на ее хорошеньком, кукольном личике не было ничего кроме страха.

И тут, черт бы их подрал, врубились мои донкихотские рефлексы.

Я замешкался.

Пистолет грянул в каких-то двух футах от меня.

Я очнулся прежде, чем успел погасить инерцию, и врезался в нее с силой, припечатавшей ее лопатками к стене рядом с дверью. Пистолет хлопнул еще раз, и в нос мне ударили едкая пороховая вонь и густо-медный запах крови. Я стиснул пальцами ее правое запястье и с размаху двинул ей о стену. Пистолет грянул в третий раз, но, наконец, полетел на пол.

Я отшвырнул его ногой в дальний угол. Трикси попыталась выцарапать мне глаза свободной рукой. Ногти у нее были будь здоров; я охватил ее за талию и отшвырнул в сторону, противоположную той, куда полетел пистолет. Она врезалась в стол и покатилась по нему, разбрызгивая во все стороны фрукты и орехи.

А потом затихла на полу, негромко всхлипывая. Один из ее чулков покраснел от крови, и она свернулась калачиком, сжимая раненую ногу. Стараясь не касаться рукоятки, я подобрал пистолет и проверил обойму. Она была пуста. Я снова посмотрел на Трикси Виксен.

Поскуливая от боли и страха, она отползла от меня чуть дальше, выставив перед собой руку, словно та могла защитить ее от пули.

— Нет. Пожалуйста, не надо. Я не хотела. Правда, не хотела.

Адреналиновый шторм бушевал в моей крови, дикий, бессмысленный.

Мне хотелось убить ее.

Очень хотелось.

Черт, со мной такого еще не случалось — такого прилива ярости, досады и ненависти, смешанных с физическим возбуждением, лишь ненамного уступающим сексуальному. Это уже не сводилось к простым эмоциям. Во всяком случае к обычным — ручным, сдержанным. Это была сила — темный, необузданный прилив, захлестнувший меня с головой и швырявший как морская волна — кусок пенопласта. И мне это нравилось.

Какая-то часть меня испытывала глубокое, глумливое наслаждение при виде распростертого на полу, беспомощного врага. Этой части меня хотелось, чтобы она продолжала визжать. И чтобы она так и умерла — продолжая визжать.

До сих пор не знаю, что удержало меня от этого. Однако вместо того, чтобы пристрелить Трикси, я более-менее спокойно осмотрел ее, оценивая серьезность полученных ею ранений. Должно быть, одна из пуль, выпущенных ею, пока мы боролись, попала ей в бедро. Рана кровоточила, но не настолько серьезно, чтобы это угрожало ее жизни. Зато нога была вывернута под неестественным углом — значит, пуля перебила кость.

— Пожалуйста! — скулила она, не сводя глаз с пистолета, который оказался теперь у меня в руке. — Я сделаю все, как ты скажешь. Только попроси. Господи, только не убивай меня.

Я шагнул к двери. В дверном полотне темнели две пулевых пробоины. Мой собственный голос донесся до меня как чужой, негромкий, убийственно-спокойный:

— Заткнитесь.

Она замолчала, тихонько всхлипывая, спрятав лицо. К запахам в комнате добавился еще один — мочи. Продолжая сжимать ее пистолет за ствол, я рывком распахнул дверь, готовый броситься в студию на бой с проклятием.