Архивы Конгрегации 2
Шрифт:
Инквизитор на пару мгновений прервался, наблюдая за реакцией слушателей и в то же время припоминая детали той давней истории. Макариты внимали, едва ли не затаив дыхание, — еще бы, Domini catuli (Щенки Господни (лат.), по аналогии с Domini canes — псы Господни) в большинстве своем наверняка уже рвались в бой со злобными малефиками за жизни и души добрых христиан, а до получения Печати им было еще года полтора в лучшем случае. Что еще остается, если не ловить на лету рассказ о каждом casus'е, коим пожелает поделиться опытный следователь?
— Узрев подобное, я, конечно же, переступил порог, на который меня до того не пускали, и попытался понять, что же так потрясло беднягу. На шум явился мужик помоложе, как
Судя по лицам курсантов, они полностью разделяли мнение рассказчика.
— Парень оказался менее впечатлительным, нежели его батюшка, — продолжил Кифер, — и при виде Знака чувств не лишился. Какое там! Он возликовал. Я уж начал опасаться, что сейчас на шею мне кинется от радости. Реакция, должен отметить, не более частая, чем обморок, однако свидетельствующая о том, что вынужденное сосуществование в течение некоторого времени с силами, враждебно настроенными к живым людям, чудесным образом превращает кровожадного инквизитора в святого благодетеля, а страх — в надежду… Только не вздумайте это записывать! — притворно нахмурился следователь. — Так вот, оный-то отпрыск впечатлительного старосты и поведал мне печальную, но поучительную историю деревни, когда мы перенесли беспамятного главу семейства в более подобающее место.
Буркхард еще раз окинул взглядом аудиторию. На лицах читалось любопытство, густо замешанное с нетерпением и предвкушением Тайны.
— Каковы будут ваши предположения, господа будущие следователи Конгрегации? — чуть сощурясь, вопросил Кифер.
По рядам пронесся возбужденный шепоток. Наконец кто-то неуверенно произнес:
— Это место было кем-то проклято? Потому и советовали не задерживаться в деревне, чтоб вас не затронуло.
— Как в деревне Пильценбах близ Хамельна, где по вине сильного малефика сгорели сотни невинных жителей, оставшихся впоследствии существовать в виде пыльных призраков? И для того, чтобы освободить это место от лежащего на нем проклятия, потребовалось явление настоящего святого, — блеснул познаниями в новейшей истории Конгрегации «умник».
— Во многом похоже, — прервал поток предположительно известных каждому макариту фактов инквизитор. — Версия логична и недалека от истины. А дело было так: завелся в этой деревне странный тип. Пришел невесть откуда, поселился бобылем, на отшибе, в трактир не захаживал, с прочими поселянами не сходился, бродил по лесу, бормотал что-то. На кого ни глянет — оторопь берет. Мрачный как сыч, злой как голодный волк. Односельчане его, недолго думая, в колдуны и записали. Что примечательно, вполне заслуженно, хотя непосредственно за проведением злодейских ритуалов, принесением кровавых жертв и ночными полетами его никто вроде бы не заставал. Но, цитируя местных, «как-то все почуяли». И не придумали ничего лучше, чем учинить над колдуном расправу по всем правилам, со столбом, костром и всенародным сборищем. Своими силами.
— Но зачем? — не выдержал кто-то из середины аудитории. — Почему было не обратиться в ближайшее отделение Конгрегации? По такому заявлению уж точно приехали бы разбираться.
— Сейчас — безусловно, — кивнул Буркхард и досадливо вздохнул. В действительности, конечно, дело обстояло не совсем так. Если на каждую неграмотную писульку из глухой деревни, в коей повествуется об угрюмом мужике, хромой старухе, косой девице и прочем скисшем молоке, споткнувшемся на ровном месте пьяном мельнике или пропавшем из погреба невесть куда пиве, что, несомненно, является «злым колдовством и шутками нечистого», ехать разбираться,
— Однако дело было не вчера и не в прошлом году. Меня занесло в ту злополучную деревню больше десяти лет назад, а события, о которых идет речь, случились за восемь лет до того. Посчитали? Вас, господа курсанты, еще на свете не было, академия святого Макария только-только зарождалась, а перемены в Конгрегации хоть уже и давали себя знать, но были делом новым и оттого особенного доверия у простых людей не вызывали. Уже и то чудо, что в такой глухомани хоть инквизиторский Знак опознали. Короче говоря, испугались они обращаться к нам. Известное же дело — позовешь инквизиторов, чтоб нашли управу на колдуна, а они за компанию всю деревню спалят, так, для верности. В целом, я даже могу отчасти понять их опасения, — развел руками Кифер.
Немолодой уже инквизитор не любил вспоминать времена своей юности и начала службы, пришедшиеся как раз на период активных изменений в схеме работы Святой Инквизиции. Изменения эти были, бесспорно, к лучшему, однако слишком часто тогда доводилось сталкиваться с неприязненным отношением тех, с кем приходилось взаимодействовать ex officio (прим.: по долгу службы (лат.)). Сейчас, конечно, следователей Конгрегации тоже редко встречали с распростертыми объятиями, обычно же откровенно побаивались, когда не наглели сверх меры, но это не мешало работать, даже наоборот. В те же поры сковывающий людей страх при виде инквизиторского Знака, явное нежелание сотрудничать и стремление куда-нибудь испариться даже у тех, кто ни в чем не виноват, выматывало подчас больше, чем выслеживание хитроумного малефика и беготня кругами в поисках улик и сведений. И неприятности от такого отношения к обновившейся организации возникали не только у ее служителей.
— Так что же случилось дальше, майстер Буркхард? — вывел следователя из задумчивости настойчивый голос из рядов макаритов. Самый непоседливый из курсантов аж подпрыгивал на лавке от любопытства и нетерпения. Остальные на него зашикали, но было видно, что им и самим до смерти любопытно. Под суровым взглядом инквизитора парень сник и явственно сжался, ожидая отповеди. Но Буркхард, видя искреннее раскаяние курсанта (коего, впрочем, хватит ровно до следующего раза), не стал указывать провинившемуся на недопустимость подобной несдержанности.
— А вот что, — со вздохом возобновил повествование Кифер. — Как я уже сказал, решили они всем селом учинить над чернокнижником расправу. Колдуна этого они исхитрились, изловили и даже сожгли. Как известно, толпа решительно настроенных крестьян — сила немалая, могут скопом и сильного малефика заломать, прежде чем тот опомнится. Но, надеюсь, мне не нужно пояснять, что на сбор и разжигание костра уходит немало времени. А как может использовать время плененный малефик, вы, полагаю, способны догадаться сами, вам наверняка об этом читали особый курс. И связанные руки, заткнутый рот, надетый на шею или даже нарисованный или вырезанный на лбу крест препятствуют ему в этом куда реже и меньше, чем хотелось бы. В общем, когда дело дошло до непосредственного воплощения замысла, колдун выдал образцовое проклятие, хоть в учебник вставляй. Мол, не уйти вам от расплаты, не скрыться, не утаиться, а я буду жить вечно и всех вас переживу. Что точно выкрикнул горящий малефик, сын старосты дословно воспроизвести не смог, поскольку, по его же словам, всех вокруг сковал панический страх. И воспоминания спутались, что характерно, у всех. А кое у кого и вовсе ум за разум зашел. Я позднее переговорил с доброй половиной оставшихся жителей и сам в этом убедился.