Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
— Уничтоженных кого? — не поверил своим ушам Куглер.
— Не перебивайте! — неожиданно зло рыкнул Клостерманн. — Вы задали вопросы? Вы хотели ответов? Так слушайте их!
Он затих, но более никто не возразил ему и ничего не ответил, и спустя минуту профессор продолжил, уже спокойнее.
— В моих действиях не было надругательства. Я лишь извлекал сосуды, что содержали силу и стойкость, дабы преисполниться ими и устоять перед соблазном. И если и есть в чем моя вина, то лишь в том, что не наилучшим образом использовал я силу, мне данную. Расплескивал порою, давал пропасть втуне, ибо homo sum (Я (лишь) человек (лат.)),
— Id est, вы поедали сердца и печень хороших людей, чтобы обрести некую силу для противостояния соблазну? — Курт говорил спокойно, хоть внутри него и клокотало отвращение пополам с яростью; а вот лицо Немеца выражало всю гамму чувств. К счастью, место секретаря, ведущего протокол, позволяло ему оставаться невидимым для допрашиваемого. «Неопытный еще, не пообтерся», — отметил про себя майстер инквизитор, хотя парень был всего-то на пару лет младше Мартина.
— Не просто «хороших людей», — возмутился подследственный. — Вы так и не поняли сути, майстер Великий Инквизитор, несравненный Молот Ведьм? Я ведь давал вам подсказки. Говорил: «Поймите, что и зачем делает тот, кого вы ищете». Не хотите ответить на этот вопрос сами? Ну же, давайте, господа инквизиторы. Последняя попытка. Если не догадаетесь — я расскажу. Мне нечего скрывать и нечего стыдиться.
— Клостерманн, — покривился Курт, — время игр и загадок кончилось в ту минуту, когда вы были арестованы и препровождены сюда. Сейчас я задаю вопросы, а вы на них отвечаете, честно и подробно. Это — понятно?
— Вы — скучный, ограниченный тип, не желающий развиваться и осваивать новые методики, майстер Гессе, — поморщился профессор. — Вы все, обученные дознаватели, выпускники хваленой академии, вцепляетесь в знания, данные вам наставниками, но не желаете пробовать ничего нового, не пытаетесь испытывать другие подходы. Право, жаль… Вы сами ослабляете себя, лишаете более эффективных методов расследования.
— На то, чтобы найти и взять вас, хватило и наших испытанных методов, — прервал Курт. — Посему вернитесь к ответу на заданный мною вопрос. Чем оказались так уникальны те бедняги, коим не повезло заслужить ваше одобрение?
Будь майстер инквизитор на пару десятилетий помладше, он, быть может, потратил бы время и силы на подробный разговор с обвиняемым и изучение его так называемой методики, сейчас же господин следователь желал получить ответы, а заниматься препарированием души и сумасшествия изловленного ими маниака предпочитал самостоятельно, без одобрения или помощи оного.
— Стойкостью, майстер Гессе, — вздохнул Клостерманн. — Это же совсем просто. Стойкостью и противостоянием соблазнам. Каждый из них в своей жизни смирил себя, отказался от чего-то доступного, манящего и желанного. Петер Шварц, мой студент, о коем вы столь дотошно меня расспрашивали, майстер Гессе, по меньшей мере дважды отказался от участия в развеселой школярской пирушке ради подготовки к экзамену, хотя он не был чужд мирских радостей; Ульрих Кляйн, подмастерье мясника, ни разу не оскоромился ни в один из постов — при его-то работе! Теперь понимаете? Каждый из них — щит на пути соблазна. Я же — меч Господень, разящий богомерзких демониц, коварных лилим, оскверняющих похотью чистоту рода человеческого. Но что есть меч без щита? Видит Бог, я пытался! Я смирял себя, я крепился, но слаб я перед соблазном адским без защиты. Ни одну дочь Лилит не смог я убить. И тогда я взял щит из рук Его и вобрал в себя. Так стало
— Лилим — это убитые вами женщины? — уточнил Курт.
— Они, — подтвердил «меч Господень». — Вы же наверняка собрали достаточно сведений об этих тварях и заметили, что каждая из них источала и распространяла похоть, предаваясь сему греху и ввергая в него добрых христиан. Попустительство же в отношении подобных созданий ведет к тому, что в мире прибавляется демонической силы, кою лилим накапливают при каждом соитии, выпивая часть жизни из своей жертвы.
— И как же вы определяли, что перед вами дочь Лилит, а не простая смертная, погрязшая во грехе? — предчувствуя очередную порцию первостатейной ереси, продолжил допрос майстер Великий Инквизитор.
— Надежнейшим из способов! — воскликнул Клостерманн. Он вообще говорил охотно, будто не сознавался в преступлениях, а дозволял недалеким ученикам причаститься своей гениальности. — Ни одна смертная не сможет обольстить укрепленного щитом Его, дочери Лилит же это под силу, как ни тщился я устоять перед соблазном.
— Id est, вы заставляли женщин вас соблазнять, и если им это удавалось — убивали?
— Да. Ибо beatus vir, qui suffert tentationem, quia, cum probatus fuerit, accipiet coronam vitae, quam repromisit Deus diligentibus se (Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его (лат.), (Иак., 1:12)).
— Господи, — устало вздохнул Курт, — отчего каждый еретик считает своим долгом переспорить инквизитора при помощи цитат из Писания?
— Много ли сможет инквизитор возразить доктору богословия? — пожал плечами арестованный.
— А как же «Unusquisque vero tentatur a concupiscentia sua abstractus et illectus» (Но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью (лат.), (Иак. 1:14))? — не выдержал Куглер. — И разве не сказано: «Et si scandalizaverit te manus tua, abscide illam: bonum est tibi debilem introire in vitam, quam duas manus habentem ire in gehennam, in ignem inexstinguibilem (И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый (лат.), (Марк 9:43))»?
— Satis (Хватит (лат.)), — чуть повысил голос Курт. — Итак, Клостерманн, с сердцами и печенью все понятно. А бедро подмастерья мясника вам для чего понадобилось?
При этих словах истребитель лилим вдруг смутился, порастеряв изрядную долю своего апломба.
— Вкусно, майстер Гессе, — развел он руками с чуть виноватой улыбкой. — Молодое мясо с красным вином и бобами… Через три дня начинается Великий пост, хотелось побаловать себя напоследок.
***
В рабочей комнате Висконти догорали свечи.
— Куда дел не обнаруженные нами тела, обвиняемый указал легко и охотно, и те из них, которые не были выброшены в реку, извлекли и похоронили, как полагается. Смотреть на казнь явился весь город, едва ли не с шутками и плясками. И в кои-то веки я с ними полностью солидарен. Остхоф с подчиненными теперь разгребают кипы агентурных отчетов с богословского факультета, хотя, по-моему, после столь доходчивого контраргумента как казнь за убийства и человекоедение, сторонников у идей профессора, если таковые и появились, должно поубавиться.