Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
— Итак, Карл, ты узнал убитого. Верно? Расскажи, что ты знаешь о нем.
— Да не то чтоб много, майстер Гессе. Просто я как раз в той части города живу, откуда до святого Петра всего ближе, вот и хожу на мессы туда. Душа у меня черствая, я в церквях предпочтениев не имею, куда ближе, туда и иду. Оно ж главное, чтоб с Богом соприкоснуться, а где именно, так и не важно. В общем, хожу я к Петру. А Вернер… убитый в смысле, он там служкой был, свечи зажигал и вот это все. Жил, кажется, прямо при церкви. А так-то я про него немного знаю. Разговаривали пару раз и все. Вроде из бедной семьи, а парень
— Похвальная незлобивость, — отметил Курт, когда стражник примолк, явно не зная, что еще сказать.
— Так вот и я ему так сказал! — оживился Карл. — А он мне — это, говорит, не незлобивость, а смирение и стойкость, потому как если ты достаточно силен, чтобы наказать своего обидчика в большей мере, чем он тебя обидел, то сделать так — поддаться искушению силой, а не сделать, стало быть, проявить крепость духа, а оттого силу лишь большую. А большего я, пожалуй, что и не знаю. Вам бы лучше со священником тамошним поговорить. Он всяко поболе моего рассказать сможет.
— Я поговорю, — кивнул Курт. — А пока скажи мне вот еще что: когда ты видел Вернера в последний раз?
— Так вчера вечером. Я на службу ходил. Всегда хожу перед ночным дежурством. А то ведь мало ли что…
— И как он выглядел? Может, был необычно возбужден или, напротив, излишне спокоен? Делал что-нибудь необычное?
— Да нет… Как всегда. Свечи зажигал, с прихожанами тихонько здоровался. Я на него и внимания-то особого не обратил как раз поэтому. Если б что не так было, я б, скорее всего, приметил.
— Ясно. Спасибо, Карл. Если припомните что-нибудь еще — немедленно сообщайте. А теперь — свободны.
Стражники распрощались и нехотя ушли — за окном по-прежнему лил дождь, — а Курт, призвав с собою Немеца, отправился осматривать тело лишь для того, чтобы убедиться, что картина прежняя. Несчастный служка был убит (на этот раз преступник избрал удушение), затем труп расчленили, а сердце и печень пропали без следа.
— Хорошая работа, — заметил Томаш, осматривая разрез на животе. — В прошлые разы тела были несвежие, судить было трудно, а сейчас отчетливо видно, что рука у убийцы твердая и тренированная, будто он привычен к анатомированию. Ровная, аккуратная линия точно в том месте и того размера, чтобы наиболее сподручно было извлекать нужный орган. И ребра не раскурочены, а как будто приподняты.
— Не мог он просто набить руку? — с сомнением уточнил Курт. — Это уже pro minimum одиннадцатая жертва, а я почти уверен, что больше.
— Нет, — качнул головой Немец. — На десятке тел так едва ли наловчишься. Особенно если впервые берешься за подобное. Я бы сказал, что у него за спиной несколько десятков вскрытий самое малое.
— Возможно, медик… — задумчиво проговорил Курт. — Или мясник.
— Эдак можно заподозрить половину университета и еще полсотни добрых горожан… — вздохнул Куглер, до сих пор хранивший молчание и на распотрошенное тело смотревший со смесью сожаления и неодобрения.
— В Кёльне
Осмотр и без того вскрытого тела был окончен, но господин дознаватель не спешил уходить из подвала, сосредоточенно глядя на истерзанный труп.
— Майстер Гессе? — осторожно окликнул его Куглер.
— Почему у всех жертв отсутствуют сердце и печень? — с расстановкой проговорил он.
— Я тоже задаюсь этим вопросом, — кивнул сослуживец. — В каждом случае была разная степень недостачи фрагментов, но эти органы отсутствуют всегда.
— Жрет он их, что ли?.. — пробормотал Курт.
Собиравший свои инструменты Немец спал с лица.
— Майстер Гессе… Вы это всерьез? — уточнил он опасливо, изо всех сил стараясь не кривиться; Куглер лишь поджал губы и нахмурился.
— Абсолютно, — вздохнул Курт. — Исключать подобную версию нельзя. Человекоедение — не особенно частая, но вполне реальная практика среди некоторых разновидностей малефиков. Неужели в академии об этом нынче не рассказывают? — уточнил он с усмешкой.
— Рассказывают, но… — Немец неопределенно повел рукой. — Это же и впрямь редкость. Стриги и то чаще встречаются.
— Имел я дело с подобной редкостью пару лет назад, — хмыкнул майстер Великий Инквизитор. — Несколько десятков таких «редкостей» обнаружилось вблизи одного заштатного городишки… Всякое встречается, Томаш. И statistica — не то, на что можно полагаться в подобных случаях. Впрочем, — сам себя перебил Курт, — это лишь одна из версий, ничем не хуже и не лучше прочих. С тем же успехом наш любитель сердец может высушивать оные сердца и перетирать в порошок, чтобы использовать в дальнейшем в особо сложном ритуале. Ладно, — махнул он рукой, — с этим понятно. Пойдем, Герман, нанесем визит священнику святого Петра.
***
Священник был дома. Невысокий, жилистый мужчина, пожилой, но еще не сломленный годами, на стук открыл сразу, не спрашивая, кто к нему явился и зачем; привычное «Святая Инквизиция!» так и не было произнесено. Отец Конрад отступил в сторону, пропуская гостей в дом, и Курт с Куглером прошагали внутрь маленькой пристройки подле церкви, где обитал святой отец, а ранее жил и его служка.
— Судя по тому, что Вернер так и не вернулся, но пришли вы, слухи правдивы, — грустно качнул головой священник, указав господам следователям на пару табуретов у чисто выскобленного стола. — Мальчика больше нет… Requiem aeternam dona ei, Domine (Вечный покой даруй ему, Господи (лат.)). Что ж, садитесь, Ваше Преосвященство, брат Николаус. Я расскажу все, что вы пожелаете услышать.
Курт уселся на табурет и жестом предложил священнику занять место напротив. Когда тот подчинился, следователь заговорил:
— Насколько я вижу, наши личности не являются для вас загадкой. Только прошу вас, давайте обойдемся без подобных церемоний, — добавил он, чуть покривившись. — «Майстер Гессе» или «брат Игнациус» — этого будет вполне достаточно. Мне ваше имя также известно, посему в дополнительных вопросах и представлениях нет необходимости. Итак, отец Конрад, когда и при каких обстоятельствах вы в последний раз видели вашего помощника?