Атаман
Шрифт:
Жук посерьезнел и сложил ладони в замок на столе:
— Весточку получили от агента. Сегодня в ночь прибывает пикапчик с товаром.
Станислав Юрьевич стукнул ладонями по столу:
— Ах ты, молодцы какие! Значит, все-таки не зря цыгана головой в воду макали. Агент состоялся. Надо ему имя дать. Ну, например, «Мокрый». Не возражаешь?
— Да, нет. «Мокрый» так «Мокрый».
— Время известно?
— Предположительно, после 12 ночи.
— Ставим засаду?
— Думаю, надо ставить. И чтобы казаков наших побольше. Сразу и понятыми пойдут, и свидетелями. Да и просто зуб у нас на него большой-пребольшой.
— Митрича возьмешь?
—
— Было бы замечательно, если бы казачья плетка и правда на пользу хоть кому-нибудь пошла.
— Пойдет. Дай срок. Сейчас главное «шишек», которые эти все поставки организуют выбить, а шелупонь мы и сами успокоим. У нас, кстати, последние пару недель прекратилась торговля наркотиками.
— Да ты что?
— Да. Как только партию ту у цыган забрали, так все и прекратилось. Даже коноплей не торговали.
— А это точно? Может, ты чего не знаешь?
— Точнее некуда. Чтобы Атаман да в своей станице таких вещей не знал? Что он тогда за Атаман?
— Ну, если так, то это просто очень хорошо! Есть все-таки польза от нашей с тобой работы. Хоть в одной отдельно взятой станице, а можно, оказывается, порядок навести. А где можно в одной станице, там, если постараться, и во всей стране реально этих гнид повывести.
— Реально-то реально, да кто даст только?
Станислав Юрьевич погрустнел:
— Это ты прав. Ну, ладно, не будем о грустном. Значит, что у нас с сегодняшним вечером? Подразделение я тебе придам. Ты прошлый раз с Гришиным воевал?
— Ну, воевал — это громко сказано.
— Не скромничай. Как ты смотришь, если я тебе опять его направлю с ребятами?
— Давай, хорошие мужики. И Гришин сам мне тоже понравился: конкретный товарищ.
— Это так. Боевой офицер в прошлом. Значит договорились. В 21.00 они будут у тебя. Куда там их расставить, на месте сами решите. Я, наверное, не поеду, если ты не против. Там моей работы не предвидится, да и что мешать профессионалам, только смущать лишний раз. Все, что нужно, капитан и сам сделает.
— Ты — профессионал, тебе и решать
— А я уже потом подъеду, если надобность такая будет. Добро?
— Добро. — Атаман поднялся.
Вышел из-за стола и Камарин.
Никита Егорович крепко пожал протянутую ладонь и повернулся к выходу. Начальник наркоконтроля проводил Атамана до дверей.
До самого вечера Жук занимался производством. Подчистил все накопившиеся «хвосты» в колонне, надавал заданий на завтра, лично проверил, как идет ремонт бульдозера и трала в мастерской. Заказанных запчастей ждали уже второй месяц, и ремонт затягивался. Потом собрал в своем кабинете актив войска. Коротко обсудили намечающиеся события. Решили, что на захват пойдут вторым темпом после спецназовцев, чтобы не мешаться под ногами. Андрею Роденкову, учителю физкультуры и тренеру по казачьей джигитовке дали в подмогу станичного казака Антона Привольнова, снятого для этого случая с дежурства у клуба, и отправили их в засаду на тылы усадьбы Гуталиева. Там в зарослях они должны были занять позицию после 21.00. Меж собой договорились о сборе на соседней улице, недалеко от Гуталиева, непосредственно перед началом атаки, часов в 11 вечера. Туда же должны были подъехать и спецназовцы наркоконтроля. Для их встречи к «пятачку» подтянется Юра Гойда. В 18.30 Атаман лично отправил первую группу наблюдателей — того же Юру Гойду и Кольку Самогона — на двор заранее предупрежденного Захара Васильевича Черткова.
В 19.30 неожиданно закончились все дела, и он решил заскочить на пруды.
У шлагбаума никого не было. Никита Егорович выбрался из личной «Нивы» и сам поднял перекладину-жердину. Заехал на огороженную полуразвалившимся деревянным заборчиком территорию. Поставил машину у домика бывшей конторы, с окнами, забитыми досками, и пошел искать охранника. Вычислил его по звуку — кто-то, несмотря на поздний час, стучал молотком в одном из домиков для отдыха, запущенном, как и все остальные здания, раскиданные по тенистым берегам старых прудов. Когда-то, при председателе Зарецком здесь кипела жизнь. По выходным в домиках за символические десять копеек с человека отдыхали работники колхоза, а за полноценный рубль — гости станицы, приезжающие сюда на рыбалку. Бывало, прослышав про богатую и недорогую рыбалку в Курской, добирались сюда из самой Москвы и даже из еще более далеких мест — дорогие гости из стран соцлагеря, случалось, забрасывали снасти в здешние пруды. С них, конечно, денег не брали. Урон не велик, а слава о заботливо содержащихся водоемах и замечательной зоне отдыха вокруг разбегалась, как волны от удачно брошенного булыжника, — далеко и заметно. Сейчас домики и беседки почти все нуждались в капитальном ремонте.
Никита Егорович слегка удивился — он не давал задания охранникам что-то ремонтировать на базе. Он приблизился к открытой дверце летнего домика и заглянул внутрь. Племянник Валерка — Жук сразу узнал его по долговязой фигуре и не поддающимся никакой расчёске густым вихрам, выбивающимся во все стороны из-под бейсболки, надетой задом наперед — аккуратно приколачивал к каркасу стены полуотвалившуюся внутреннюю обшивку — вагонку. Заметив краем глаза тень на крыльце, он живо обернулся.
— Привет строителям, — Атаман зашел в коридорчик и осмотрелся.
Валерка выплюнул в ладонь мелкие гвоздики изо рта.
— Здравствуй, дядя Никита.
— Что, получается что-нибудь?
Валерка тоже осмотрелся, будто, как и Жук, только что вошел в домик.
— Даже не знаю, что получится. Решил попробовать — посмотреть: поддаются они вообще ремонту. Не сгнили за столько лет.
— Ну, и как, не сгнили?
— Каркас целый, — он постучал кулаком по выглядывающему брусу, — и даже вроде не гнилой. По крайней мере, в этом домике. Остальные я так тщательно не смотрел.
— И что, и вагонка еще сгодиться?
Валерка взял в руки стоящую отдельно планку, повертел.
— Конечно, разлохматилась прилично. И почернела вон местами. Да и нет уже половины — растащили. Но она, видишь — ровная, без бороздочек. Можно простые рейки купить — они не дорогие, и где ее не хватает — добить рейку. А потом все покрасить. По-моему, вполне прилично будет.
Атаман прошелся по скрипучему полу, прислушался. Остановился у окна без стекол, выглянул на улицу. Толстый ствол старого тополя ощутимой громадой поднимался в метре от стенки домика. В стороне от него рябила гладь пустынного пруда.