Аттестат зрелости
Шрифт:
– А вот здесь я живу, - Олег показал на дом, который отличался от соседних лишь номером да щелью в калитке, куда запихивались газеты и письма.
Светлана заметила, что на Речной все дома похожи, как близнецы, лишь ящики почтовые у всех разные - голубые покупные, самодельные фанерные, а на одних воротах она увидела позеленевшую медную коробку с отчеканенным голубем с конвертом в клюве.
– Да-а... жители этой улицы не отличаются фантазией: дома один не другой похожи, как близнецы, - иронически заметила Светлана.
– Хоть бы наличники сделали резные или бы ворота разной краской
– Это не жители, а проектировщики виноваты, что всем стандартные проекты на постройку домов выдают, - возразил Олег.
– И попробуй отступить от проекта. Я помню, отец хотел что-то пристроить не по проекту, так заставили снести. А что краска одинаковая, так берут, какая в магазине есть, а она там тоже одинаковая. А знаете что? Зайдем ко мне, - предложил Олег девушкам, впрочем, не надеясь на положительный ответ.
– Я на той неделе новый диск купил, эстрада наша и чешская...
– Нашел чем удивить, - хмыкнула Светлана.
– И вообще мы не к тебе собирались, а к Зыбиной, веди-ка лучше к ней.
– Да вот же!
– и Олег сошел с узенькой тропиночки на просторную, очищенную от снега площадку перед воротами традиционного зеленого цвета.
Домик бабы Тони был тоже похож на рядом стоящие. Крыша - из серого шифера, палисадник с утонувшими в снегу кустами. Вот бревна, из которых срублен дом, почернее, чем у других, и окна вымыты до хрустального блеска. Хозяева частных домов всегда очень чисто моют окна, видимо, считают, что окна - лицо дома, его глаза. И занавесок, таких радостно-красивых, не увидишь на окнах многоэтажных домов, там чаще всего плотные шторы на все окно, словно хозяева квартир боятся, что кто-то подсмотрит их жизнь.
– А у тебя-то, Олег, снега перед воротами - утонешь, - кольнула Светлана Олега усмешкой.
Тот смутился, невнятно что-то пробормотал и поспешно ухватился за большое кольцо щеколды, чтобы открыть калитку.
– Погоди, Олег, - предостерегла его Светлане, - а нас не съест волкодав во дворе? Видишь, тут написано: «Осторожно, злая собака».
– Да что вы! Этот волкодав - во, с мою перчатку, правда, злющая очень, - он открыл калитку, с опаской заглянул во двор и широким жестом предложил девушкам войти: - Прошу...
– Нет уж, иди вперед сам, - подтолкнула его Светлана, помня про «злющую очень» собаку.
Олег храбро шагнул во двор, высматривая Жучку, лохматую маленькую собачонку. Характер у Жучки был сварливый и зловредный, она брехала даже на больших псов до того визгливо-отчаянно, что они восвояси убирались подальше от Жучкиной подворотни. Слушая, как Жучка беспрестанно лает на прохожих и заблудших на улицу посторонних собак, Олег часто думал, что мнение «каковы хозяева, таковы и животные», довольно неверное - Жучка начисто своим поведением опровергала общепринятое мнение и характером своим совсем не походила на бабу Тоню.
Во дворе вредной собачонки не было, и Олег пошел по дощатому, чисто выметенному тротуарчику в три доски. А когда он поднялся на крашенное, как и ворота, зеленой краской крыльцо, за дверями залаяла Жучка, сразу оглушив ребят. Тотчас раздался звонкий голос бабы Тони:
– Уймишь, вредина, - прошепелявила она, - вот я ужо тебя!
Жучка
– Батюшки, да ко мне гошти!
– всплеснула старушка руками.
– Быштро, быштро в дом, выштудите мне вше...
Баба Тоня, вытирая на ходу руки, выбеленные в муке, о льняное полотенце, перекинутое через плечо, провела их на кухню, заставив раздеться в маленькой прихожей, обшитой фанерными листами, выкрашенными белой краской. Они сели на толстенные, крепко сколоченные табуреты, и Олег сказал:
– Баба Тоня, мы по делу к вам пришли, поговорить надо.
– Шешашь...
– ответила старушка и ушла, а вернувшись, улыбнулась им, показав целый рот белейших зубов.
– Мне зубы недавно сделали новые, а я всё привыкнуть к ним не могу, - объяснила она чисто, без шепелявости.
– Эти зубки хороши, да не мои. Ой, да у меня пироги горят!
– хлопнула себя по бокам баба Тоня и кинулась проворно к русской, пышущей жаром, печке.
– Заболталась я с вами, варнаками... У меня ведь сегодня день рождения, ровно семьдесят годков сравнялось, юбилей, как говорят по-нонешнему.
– А мы не знали, извините, невпопад пришли, - смутился Олег, глянул вопросительно на Светлану.
– Ну дак што, не знали... И я вас ране не знала, окромя Олежки.
Баба Тоня ловко управлялась у печи, не замолкая ни на минуту, и Светлана никак не могла даже словечко вставить в этот быстрый, окающий поток слов.
– Внучки мои придут сёдни, я им пирожков напекла... У вас ведь в городе таких печек нет. И вкус у пирожков уже не тот.
А внучки у меня хорошие, два паренька да три девчушки. Трое - вроде вас, школьники...
«Знаем твоих внуков, - подумал Олег, - приходят к тебе только на пирожки». Внуков её Олег действительно знал: два здоровенных парня, пожалуй, их постарше, и девчонки, две еще маленькие, а третья - наимоднейшая девица-десятиклассница из девятой школы. Появлялись они во дворе бабушки в конце лета, когда поспевали овощи и смородина с малиной.
Баба Тоня достала ухватом из печи жаровню, и у Светланы глаза разгорелись, слюнки потекли от взгляда на желто-коричневую корочку яичницы. Старушка поставила жаровню на край плиты, в ярко-красное чрево раскалённой русской печи задвинула два листа-противня с пирожками и закрыла печь заслонкой. Потом вымыла руки под умывальником, спрятанным в углу кухоньки за цветной занавеской.
Баба Тоня освободила край кухонного стола, вытерла тряпицей голубую, в клетку, клеёнку и пригласила ребят:
– А ну-ко быстренько к столу! Яишня простынет!
И, несмотря на отнекивания, усадила их рядком возле стола, поставила перед каждым чашку с чаем и на тарелочках по куску яичной запеканки.
– Ну-ко, налетайте, - показала на горку румяных пирожков на фарфоровом блюде.
– Хлеб да вода - молодецка еда, но никто еще от моих пирожков не отказывался. Снимайте пробу, - и придвинула ближе к ним блюдо с «отдохнувшими» под двумя полотенцами пирожками.