Аттестат зрелости

Рюмин Сергей

Однако на перемене после первого урока, переходя из кабинета в кабинет, мы столкнулись с «ашками».

— Эй, Дохлый! — кто-то сильно хлопнул меня по спине. — Что за тёлку ты на дискаче подцепил!

Я резко обернулся. Передо мной стоял с улыбающейся физиономией Игорь Гавриков по кличке Папа из параллельного класса. Тёлку? Тёлку?!! Рука сама пошла в замах. Пощечина получилась отменной. Папа от этого удара отлетел к стене, ударился затылком.

— Слышь, Гаврик (от этого прозвища Гавриков приходил в лютое бешенство), — сказал я. —

Еще раз назовешь мою девушку тёлкой, я тебя закатаю прямо здесь, в линолеум!

— Убью, падла! — раздался вопль. На меня налетел приятель и одноклассник Папы Лешка Рыков по кличке Кабан. Он размахнулся и врезал мне размашистым боковым ударом в голову — ну, чисто по-деревенски. Я едва успел присесть, уклоняясь от его кулака. Кабан был здоровым парнем, 190 сантиметров росту и под 90 кг весом и при этом ни капли жира и, судя по его поведению, ни грамма мозгов.

Вокруг нас сразу стало как-то свободно. Народ с опаской отшатнулся, опасаясь попасть под горячую руку.

Присев, я пропустил его кулак над головой и, выпрямляясь, врезал кулаком в ответ, попав точно в солнечное сплетение. Разумеется, я немного добавил «живой» силы в руку, иначе бы пресс Кабана я бы не продавил.

Рыков, оправдывая своё прозвище, хрюкнул и согнулся. Я добавил ему ладонями по ушам. Удар получился достаточно болезненным. Рыков выпрямился, заорал, хватаясь за уши.

— Н-на!

Я обернулся. Сзади меня на полу скорчился, держась за пузо, Папа, а над ним стоял Янкель. Взглянув на меня, Гера виновато развел руками, мол, не хотел. Но вот так получилось. Похоже, что Гавриков хотел напасть на меня сзади, да Енкелевич помешал. А «каменную кожу» я так не наложил на себя! Из головы совершенно вылетело.

— Спасибо!

— Сочтёмся! — буркнул Янкель, хлопнув меня по плечу.

— Прекратить!

По коридору в нашу сторону упругой пружинистой походкой шел учитель истории Карабалак. Он остановился возле Кабана, посмотрел в его мутные глаза, хмыкнул:

— Жить будет!

И отвесил полновесную затрещину.

— За что? — завопил Кабан.

— Было б за что, вообще убил, — отмахнулся Максим Иванович. Он нагнулся к Гаврику-Папе:

— Ты живой, звиздёныш?

Ошеломлённый таким обращением со стороны учителя Гаврик-Папа стал подыматься. Сначала встал на колени, выпрямился. Скривился, держась за живот. Сильно его Янкель приложил.

— Максим Иванович, что вы так ко мне обращаетесь? — спросил он.

— Дуйте отсюда, — с милой улыбкой людоеда посоветовал Карабалак. — Или я вас сейчас к директору отведу. А уж у него вы давно в печенках сидите.

— Можно, я помогу? — тут же вызвался я. — К директору их доставить!

Сзади хихикнул Щеглов. Кабан что-то буркнул и направился к лестнице на выход. Гаврик-Папа поплелся следом.

— Ну, Антон, — укоризненно обратился ко мне Максим Иванович. — Ну, разве так можно? В школе… Вышли бы на улицу, где никто никого не видит. И настучал бы им по… лицу.

— Там дождь, —

виновато отозвался я.

— Ладно, — Карабалак решил закончить этот спектакль, ткнул в меня и Мишку. — Пошли со мной!

Мы направились к лестнице.

— Сигареты есть? — вполголоса поинтересовался учитель.

— А то! — отозвался так же тихо Мишка.

После уроков, не дожидаясь Андрея и Мишки, я направился домой переодеваться. Кажется, Андрей стал на меня обижаться.

— Куда ты всё время летишь? — поинтересовался он. — Заниматься спортом вроде бросил. К подруге своей? Вроде рано. Она у тебя работает до четырех…

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

Андрей усмехнулся.

— Мы после каникул на подготовительные курсы в политех пойдем, — сообщил Мишка. — Ты как? С нами?

— Можно, — согласился я. — По крайней мере, посмотреть, попробовать можно.

К Гершону я подъехал как раз к пяти часам. Добирался почти полтора часа. Сначала на автобусе, который тащился, как беременный бегемот, со скоростью не больше 20 км/ч. Потом минут 20 ждал нужного троллейбуса. Хорошо, хоть выехал заранее.

— А вы сегодня точны, — демонстративно заметил еврей, пропуская меня в квартиру.

— Пораньше выехал, — буркнул я.

— Кофе, чай? — предложил он.

— Чай заварите покрепче и послаже, — попросил я. — И шоколад.

Фарцовщик кивнул, протянул руку, указывая мне путь на кухню. Там уже за кухонным столом сидел и пил чай мой пациент — худой лысый мужчина, внешне совсем не похожий на еврея: с широким лицом, голубыми глазами, крупным картофелеобразным носом и толстыми губами. Рядом с ним стояла прислоненная к стене палка-клюка.

Я молча сел напротив него. Он, держа двумя руками бокал (пальцы артритом аж перекрутило), кивнул мне и знаком показал на руки:

— Одной рукой уже держать не могу.

— Сейчас лечить будем, — спокойно, даже равнодушно отозвался я.

— А получится? — с некоторой надеждой поинтересовался он.

— А что ж нет-то?

Я взял в руки бокал чая, который налил мне хозяин, всыпал в него три ложки сахара.

— Вот так возьмете и вылечите меня? — продолжал меня допрашивать гость.

— Ага, — улыбнулся я. — Чай допью и пойдем.

— Вы сладкое любите? — заметил гость.

— Сил много тратится на эти процедуры, — пояснил я. — А глюкоза очень хорошо их восполняет.

Гость допил чай, терпеливо дождался, пока я не опустошил свой бокал. Хозяин всё это время был где-то в комнате.

— Ну, что, идём? — предложил я.

Гость кивнул, тяжело поднялся, опираясь на клюку.

— Все суставы болят, — пожаловался он. — От пальцев на руках до самых ног. Спать невозможно. Не повернуться, не перевернуться. Ночь как какой-то кошмар стала.

Гостя, так и не сообщив мне его имени, старый фарцовщик положил на диван. Тут же я усыпил его.

— Получится? — скептически поинтересовался еврей.