Авантюрист
Шрифт:
— Манипулировать? Позвольте, позвольте. Я ее с собой не звала. Я выехала из дома, а она прибежала к воротам.
— В таком случае вам следовало сразу же привести ее назад.
— Назад, в эту тюрьму? — крикнула она, и это было ошибкой. Он сделал движение, как показалось Ребекке, угрожающее. Как будто хотел ударить. Она вскинула подбородок. — Ну, что же вы остановились? Смелее. Вы уже накричали на меня, теперь бейте.
— Вы самонадеянная и дерзкая, — неожиданно мягко произнес он.
Наступило молчание.
— Я чувствовала, что вам это не понравится, — сказала наконец
— Хороший знак?
— Поймите, Майкл, она заперта в своем темном маленьком мире. То, что у нее возникло желание немного подышать свежим воздухом, нужно только приветствовать.
— А что, если она замышляла нечто большее, чем просто немного подышать свежим воздухом? Как бы вы действовали, если бы, отвернувшись купить баклажан, затем подняли голову и обнаружили, что она исчезла, убежала, растворилась в воздухе?
Ребекка уставилась на пего.
— Она не могла этого сделать.
— Для медсестры-педиатра вы очень невинны, — заметил он сухо.
— Хорошо, наверное, вы правы, но она не сделала ничего подобного, верно? — возразила Ребекка. — И я думала, что стрижкой вы будете довольны. Так она выглядит гораздо лучше. Просто не верится, что вы, отец, желаете, чтобы ваша дочка ходила такой… запущенной.
Он не отозвался. Наступила томительная тишина.
— Вы хотите, чтобы я ушла? — тихо спросила Ребекка, решившись наконец нарушить молчание.
— Я только хочу, чтобы вы выполняли мои инструкции, — сказал он таким топом, словно разговаривал со слабоумной. — Это вы можете понять?
— Я все понимаю, Майкл. Но и вы меня поймите. Ведь мне хочется помочь, по-настоящему. Я стараюсь как могу. А ваша реакция мне кажется чрезмерном.
— Я предостерегал вас от попыток сблизиться с Терезой, — сказал он. — Ничего из этого не получится, вы уже убедились в этом и убедитесь снова. В конце концов все кончится тем, что вы получите душевную травму и она тоже. Вот увидите. И потом, зачем вам это, Ребекка? К чему проявлять ненужную инициативу? Вас же никто не просит. Оставайтесь на заднем плане, держитесь в тени. Если же по какой-то причине вы не можете этого сделать, — добавил он тихо, но с нажимом, — можете уходить прямо сейчас.
— Теперь дайте сказать мне, Майкл, — произнесла она. — Двадцать три часа из двадцати четырех Тереза проводит в темной комнате, погруженная в романы девятнадцатого века. Как медсестра я ответственно заявляю: это очень нездоровый образ жизни для любого ребенка, не говоря уже о трудном. Ей нужны какие-то развлечения, как вы этого не поймете. Хотя бы съездить за покупками в город, это уже хорошо!
— Вы сестра, Ребекка, но не врач, а она не ваша пациентка.
Флорио постоял молча еще пару секунд, а затем развернулся и вышел. В доме стояла такая тишина, что у Ребекки даже в ушах зазвенело. Сверху не доносилось ни звука. Борясь со слезами, она разложила продукты и начала готовить обед. Она намеревалась сделать его сегодня праздничным и решила не отказываться от своих намерений. Это будут лингвини[14] с морскими моллюсками, маленькими креветками и оливками.
Через некоторое время в кухню вошла по-прежнему бледная Девон.
— Ребекка, не обижайся на него, — сказала она. — Он делает для нее все возможное. И я тоже.
— Я не обижаюсь, — ответила Ребекка, не задумываясь над тем, что сказала явную ложь.
— Понимаешь, мы были вынуждены увезти Терезу из Сан-Франциско, чтобы защитить ее. Папа очень переживает. Хочет оградить ее от малейшей опасности.
— Опасности? В Урбино?
— Это трудно объяснить, — сказала Девон, качая белокурой головой.
— А ты попытайся, — предложила Ребекка. — Что там такое произошло в Сан-Франциско?
— Какая тебе разница, что там произошло? — ответила Девон вопросом на вопрос и вышла.
Ребекка чувствовала себя так, словно собралась перейти реку вброд, прошла примерно треть пути и вдруг обнаружила, что дальше с каждым шагом вода становится все глубже, а течение все сильнее.
Что делать? Повернуть назад? Продолжать идти вперед, не обращая внимания на течение? Пусть будет что будет?
Поставив лингвини на маленький огонь, она пошла к Терезе. Та лежала на постели в своей обычной позе и читала. Шторы задернуты, вокруг беспорядок.
— Было у тебя на уме что-то другое, кроме того, чтобы просто съездить со мной в город? — спросила Ребекка.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отозвалась Тереза, не отрываясь от чтения.
— Твой отец боится, как бы ты не сбежала.
Тереза подняла голову. Ее лицо было, как всегда, невеселым, но после стрижки у Марчетты она выглядела в сто раз лучше.
— Он накричал на тебя?
— Нет, он все время мило шутил и был очень обходительным, — мрачно сказала Ребекка.
— Не обижайся.
— Тереза, ты поставила меня в дурацкое положение. Понимаешь, когда мне дают взбучку, я от этого удовольствия не получаю. Я могу тебе помочь и очень хочу, но для этого ты не должна меня обманывать. Неужели ты хочешь, чтобы я относилась к тебе, как и они?
— То есть как?
— Как к человеку, которому нельзя доверять.
Тереза вдруг рассмеялась. Ребекка еще не слышала, как она смеется. Это был тихий, невеселый смех.
— А мне наплевать на ваше доверие.
— И ты согласна прожить в тюрьме всю свою жизнь?
Тереза напряглась. Вспомнив о недавнем инциденте, Ребекка похолодела.
— Я не понимаю, о чем ты?
— Этот дом для тебя вроде тюрьмы, — сказала Ребекка. — Отец и сестра считают, что тебя следует держать взаперти. Я же нахожу это ужасным. И не могу поверить, что тебе это может нравиться.
Глаза Терезы насторожились.
— Пусть лучше это делают мои близкие, чем какой-нибудь подонок в белом халате.
Ребекка села на постель.
— Откуда у тебя такое предубеждение против людей в белых халатах? Почему не позволить им помочь? — Она увидела, что лицо Терезы напряглось еще сильнее, но решила продолжить нажим. — Разве это выход, убегать от своих проблем? Они тебя все равно догонят и окажутся еще болезненнее, чем прежде. Надо найти в себе мужество повернуться к ним лицом.