Август, воскресенье, вечер
Шрифт:
— Уверена, — я умираю от стыда и вот-вот провалюсь сквозь землю. Обсуждать любимого мальчика с мамой — занятие, чреватое проблемами и комплексами.
В глазах мамы загорается пугающий азарт, и она срочно бросается меня подбадривать:
— Вот как… Как по мне, хороший парень, положительный. И… уж очень эффектный… Честно, я не заметила в нем особых проблем. Упрям, принципиален и нелюдим он, положим, как раз в Марину. А кулаками помахать — так это в отца…
Я вздрагиваю и с громким звоном роняю шумовку.
— Стоп. А кто его отец?
Мама бледнеет, мрачнеет, съеживается и тут
— Лера, слухи ходят разные, но не все они заслуживают внимания.
— Да брось, ты дружила с Игнатовной и постоянно болтала с ней по душам! — я в упор смотрю на растерянную маму и взываю к ее совести: — Ваню угнетают недомолвки и тайны, может, поэтому он и вырос таким! Скажи, ну что тебе стоит?
— Это не наше дело! — отрезает мама и, давая понять, что доверительный разговор окончен, тушит газ под кастрюлей, но я взвиваюсь:
— Окей, не надо имени. Просто намекни: я знаю этого человека?
— Да! — проиграв в дуэли взглядов, выпаливает она, вытирает руки о полотенце и быстро выходит из кухни.
Моя бедная голова вот-вот взорвется от боли и напрочь отказывается соображать. Если Ваня появился на свет в Москве, где я отродясь не бывала, откуда я могу знать его отца?
В заклинившем мозгу вдруг что-то щелкает, я хватаюсь за спинку стула, ахаю и никак не могу надышаться. Не может быть… Неужто так непростительно долго оставалось мною незамеченным то, что плавало на поверхности?
Тетя Марина могла уехать отсюда уже беременной, а это значит, что… преступление, совершенное в конце нулевых, все же имело последствия для его главного виновника. Он каким-то образом прознал о существовании Вани и, когда шесть лет назад тетя Марина приезжала попрощаться с угасающим от рака отцом, захотел добиться от нее встречи. Естественно, она отказала. В надежде ее догнать, он пьяным сел за руль и разбился на трассе под Н-ском.
Теперь мне понятно, почему тетя Таня так ненавидит Волковых и так пристально следит за Ваней. И очевидна причина, по которой Игнатовна спускала осиротевшему Илюхе все его дикие выходки, правонарушения и драки.
Сейчас, когда невнятные догадки оформились в истину и обрели плоть и кровь, я силюсь представить рядом Ваню и Илюху, найти в их облике схожие черты, нащупать хоть что-то общее в поступках или характерах, но окончательно впадаю в ступор.
Ума не приложу, что мне делать с открывшейся правдой.
Вряд ли она нужна Илюхе, и, такая как есть, точно не пригодится Ване.
Натыкаясь на углы, шаркаю в комнату, падаю на диван, закутываюсь в плед и пристально разглядываю черное окно соседской террасы. Ваня в Задонске — поддерживает маму, Илюха, чувствуя вину и опасаясь последствий, отсиживается дома и зализывает раны.
Мои самые близкие парни — две разные вселенные. А еще они… единокровные братья, и пропасть между ними непреодолима.
* * *
Всю ночь меня одолевала тоска по казавшейся вечной, но так скоро ушедшей Брунгильде, точила обида за несчастливое, полное несправедливости детство — мое и Илюхино, но самые страшные сожаления порождала мысль, что мечта Вани на обретение прочных корней и
Я скучала по нему как сумасшедшая и желала повернуть время вспять, крепко обнимала подушку, горько плакала до тех пор, пока не провалилась в кроличью нору снов. Но будильник милосердно прервал мои мучения, и мне пришлось выползти к маме, позавтракать с ней суперполезной кашей из злаков и фруктов и выслушать напутствия перед сложным днем.
Провожаю ее до дверей, желаю удачной работы и, вернувшись в комнату, с трепетом надеваю юбку и блузку — те самые, в которых, лишь по милости Божьей, не ушла на дно бурлящего водохранилища. Мама привела их в божеский вид, и я не ударю в грязь лицом на школьной линейке в честь окончания года и на траурном мероприятии.
Как ни странно, Илюху я застаю на излюбленном посту — возле изгороди соседей напротив. На нем тоже строгий костюм с иголочки, начищенные туфли и галстук, а волосы стильно уложены. Я в миллионный раз отмечаю, что Рюмин — бесспорный красавчик, и деловой стиль придает ему недостающую серьезность и основательность, но сейчас в моих глазах он вчистую проигрывает Ване. Он вовсе на него не похож…
— Чего так вылупилась? — бубнит Рюмин вместо приветствия. — Да, я вчера смылся. Не хотел, чтобы ты видела, что я реву как девчонка. Я рассчитывал перед ней извиниться, как только она пойдет на поправку. А теперь — что?..
Если бы не моя дурацкая идея насолить Ване разгромом чертовой теплицы, у Илюхи не было бы повода так терзаться, и я спокойно принимаю его выпад.
— Выражать эмоции не стыдно, Илюх. И я не обиделась, — я хватаюсь за его зазывно отставленный локоть, и мерзкая, холодная вина болотной водой заливается за шиворот. Несмотря на пасмурную погоду, роюсь в сумке в поисках очков и водружаю их на нос.
Бесполезно думать о макияже. Бесполезно даже пытаться бодриться и сдерживать слезы.
На ступеньках школьного крыльца уже расставили колонки и микрофоны, а на асфальтированной площадке, где маленький Вадик Бобков демонстрировал чудеса дриблинга, потихоньку собираются преподаватели и ученики с цветами, бантами и лентами.
Но лица присутствующих растеряны, динамики молчат, и разговоры ведутся вполголоса.
Раиса Вячеславовна встречает нас у разметки нашего класса, поздравляет с окончанием предпоследнего учебного года и раздает распечатки табеля успеваемости. В мой, впервые за много лет, вкралась одна четверка за четверть, но годовой средний балл удержался на уровне пятерки, и я испытываю фантомное облегчение. Делаю фото оценок и зачем-то отправляю отцу: может, это соблюдение традиции, может — робкий шаг к примирению… Впрочем, он не отвечает.
С оглушительным свистом и хрипом включаются колонки, из них вырываются голоса детского хора с песней о крылатых качелях, и стоящие рядом девчонки, учителя и родительницы всхлипывают и начинают реветь.
На Анне Игнатовне было многое завязано — если школу закроют, педагогам придется искать другую работу или менять сферу деятельности, родителям — возить детишек в Задонск, ну а детям — вливаться в новый социум. Она была убеждена, что, вслед за школой, умрет и поселок, но ее кипучая энергия вселяла мнимую уверенность в завтрашнем дне.