Азбука для побежденных
Шрифт:
Это был огромных размеров зал, длинный, широкий, уходивший, казалось, в бесконечность. Воздух в этом огромном зале, кажется, потерял прозрачность, потому что с расстоянием он становился мутноватым, дымным, и рассмотреть, что там дальше, не представлялось возможным. Хотя, конечно, догадаться, что расположено вдалеке, было нетрудно.
На всём протяжении зала стояли рядами столы, за которыми сидели женщины, и что-то мастерили. Они выглядели собранными и деловитыми, вне зависимости от возраста и внешности — а
— Что они делают? — спросила Аполлинария у капитана Папэра.
— Работу делают, свою женскую работу, — объяснил капитан. — Вовсю стараются, беспрерывно трудятся изо всех сил. Времена сейчас непростые, поэтому им тоже непросто приходится, но они, верные своему долгу, прекрасно выкручиваются, и дают продукцию.
— Какую? — не поняла Аполлинария.
— А какую могут женщины давать? — удивился капитан Папэр. — Известно, какую. Они же женщины. А назначение женщины, первейшее и главное, это делать солдат.
Аполлинария удивленно заморгала.
— Как это? — не поняла она.
— Ну, как умеют, и из чего получится, — пожал плечами капитан Папэр. — Говорю же, времена нынче трудные, надо стараться. Во, смотрите. Сейчас…
Он не договорил. В потолке над проходом открылся вдруг люк, и в этот люк посыпался какой-то хлам и мусор — Аполлинария различила рваные тряпки, жестяные банки, обрывки грязного картона, картофельные очистки, и ещё что-то, склизкое, противное, и дурно пахнущее. Женщины за ближайшими столами оживились, повскавивали с мест, и заторопились к растущей мусорной куче. «Привезли, привезли, — галдели они, — много привезли, хорошо-то как, а мы и не ждали уже». Через несколько минут от кучи ничего не осталось, потому что женщины растащили её подчистую, и снова уселись на свои места, за столы. «Вовремя выбросили, — говорили они, — дефицит выбросили, вот благодать-то».
— А где же сами солдаты? — спросила Аполлинария.
— Да вон, — капитан кивнул куда-то в сторону. — У стены. В очереди стоят, на отправку. Сами видели, что там снаружи делается, солдат очень не хватает, поэтому женщины вынуждены стараться изо всех сил. Они почти никогда не ошибаются, и брак выдают нечасто, хотя… увы, и это бывает. Вон там, например. Дальше смотри, Полюня, дальше. Вон, видишь?
По проходу, между рядами столов, бежала девочка в розовом платье, маленькая, хорошенькая, как картинка.
— Брак, — вздохнул капитан. — Надо было солдата делать, а какая-то дура девку сварганила. Но это ничего. У нас даже брак не пропадает. Глядите.
Девочка, всё ещё бежавшая между столами, с каждым шагом взрослела и менялась. Только что она была совсем крошкой, и вот уже вытянулась, превратившись в школьницу, а из школьницы в угловатого подростка. Ещё шаг, ещё, и ещё, и вместо девочки по проходу уже бежала молодая девушка. Правда, бежала она недолго — какая-то женщина привстала, схватила девушку за руку, и силой усадила рядом с собой за стол.
— Всё, — констатировал
— Какой грех? — не поняла Аполлинария.
— Бабой родиться, уже грех, — хмыкнул капитан. — Но ты это, не огорчайся. Значит, судьба такая. Сама понимаешь, на свет появиться можно либо солдатом, либо женщиной, делающей солдат. Первое, конечно, почетно, но и второе тоже нужно. Сообразила?
Аполлинария кивнула. В этот момент капитан окончательно перестал ей нравиться.
— Вот и умничка, — снова улыбнулся капитан. — А теперь пойдем. Ты же героиня у нас, а это значит, место тебе можно будет определить поближе к проходу, чтобы удобнее было за материалом бегать. Прямо с краешку тебя сейчас посажу, и подружку рядом незлобивую пристрою, чтобы особо не мешалась, и вещи твои себе не тягала.
— Это надолго? — спросила Аполлинария. — Просто у меня кое-какие дела, и я не могу опаздывать.
— Это навсегда, — пожал плечами капитан. — Как иначе-то? Ты же женщина, а значит, это основная природа твоего предназначения. Основная, понимаешь? Твоя постоянная основа. Какие дела у тебя могут быть, кроме самого важного дела?
— А если я не хочу? — спросила Аполлинария.
— Как это «не хочу»? — удивился капитан. — Ты же вроде не ущербная, и не дурочка. Полюня, не шути так, а то медаль отберу, и будешь по центру сидеть. Не смешно.
— Забирайте, я не против, — Аполлинария отстегнула медаль, и протянула её капитану. — Я не хочу это делать. И не буду.
— Чего это ты не хочешь и не будешь? — капитан окончательно утратил веселость и благодушие. — Будешь, будешь. Сейчас я тебя…
Он попытался схватить Аполлинарию за руку, но она вовремя отпрыгнула в сторону, уворачиваясь, и бросилась бежать по проходу, прочь.
— Стой! — заорал капитан Папэр. — А ну стой, сучка! Ах ты тварь! Да я тебя!..
Аполлинария неслась, не разбирая дороги, и шаги капитана за её спиной постепенно отдалялись, он отставал. Внезапно Аполлинарию кто-то дернул за рукав, она остановилась.
— Пробегите вперед и потом направо, на склад, — скороговоркой сказала женщина, всё ещё удерживая рукав Аполлинарии. — Оттуда проще выбраться. Бегите!
У женщины было приятное лицо, но общий вид её показался Аполлинарии изможденным. Одета женщина была в рванину, некогда бывшую красивым тёмно-красным платьем, волосы её были седыми, а глаза запавшими.
— Спасибо, — ответила Аполлинария. — Может, вы тоже со мной?
Женщина обернулась, и отрицательно покачала головою.
— Не в этот раз, — сказала она. — Но, надеюсь, мы ещё встретимся.
— Я буду ждать, — сказала Аполлинария, и снова помчалась вперед. Вскоре проход вывел её на перекресток, она повернула направо, и увидела, что проход упирается в дверь, тяжелую, деревянную, покрашенную облупившейся коричневой краской. Она заскочила за эту дверь, и прикрыла её за собой.