Багаж

Хельфер Моника

Мария была в доме, она лежала в спальне. Эта комнатка была не намного больше двуспальной кровати. Ну еще сундук помещался.

Дверь стояла приоткрытой. Лоренц видел, что мать лежит на животе, уткнувшись лбом в локтевой сгиб. Он проскользнул через сени и поднялся по лестнице на чердак. К одному из стропил отец когда-то приколотил узкую загородку, в которой даже не угадывался тайник. Там лежало ружье. Подарок Готлиба Финка. Там же хранился и боеприпас. Теперь, думал Лоренц, теперь отец получит ружье от кайзера, а вот этот ствол, произведение Финка, теперь принадлежит мне. Пока отец не вернется с войны, ружье мое. Он сунул коробку с патронами в карман штанов, завернул

ружье в свою рубашку и спустился по лестнице на землю. Вышел из дома, кликнул собаку:

— Идем, Волк!

И они побежали по склону мимо источника, через дорогу, пересекли ручей, прыгая с камня на камень, на другой стороне узкой лощины поднялись вверх и скрылись в лесу.

Лоренц знал одно хорошее местечко. Впадину, которую не заметно ни с какой стороны. Может, мать услышит выстрелы. Лоренц имел в виду, что это не потревожит ее. Иногда по лесу ходили охотники. В деревне-то внизу вообще никто ничего не услышит. На мшистую гряду он выложил в ряд камни размером с кулак, залег в папоротник на расстоянии шагов в двадцать, прицелился и выстрелил. Как принять отдачу приклада, чтобы не было слишком больно, отец ему показывал. Отец, когда шел на охоту, брал с собой только его, Лоренца. Не Генриха, хотя тот был старше. И Лоренц знал, почему. Генрих очень любил зверье. Из него бы никогда не получился охотник.

Собака подпрыгнула при первом выстреле. Лоренцу пришлось ее успокаивать. Он обнял пса, прижался головой к его морде. На таком расстоянии он не промахнулся ни разу. Он расстрелял всю коробку патронов. Сделал двадцать пять выстрелов. Спусковой крючок был тугой, и у Лоренца болел палец. Из-за этого он чувствовал себя счастливым.

Как только Йозеф распрощался с Марией, она упала на кровать и закрыла глаза. Вальтер улегся ей на живот. Хотя уже был к этому времени достаточно большой и достаточно тяжелый. Он был дружелюбным, ласковым ребенком. Любил забираться даже в будку к собаке и укладывался там. Собака была злая, как все дворовые псы, но Вальтеру позволяла делать с собой все, что ему вздумается, и не приведи Господь, если кто-нибудь, не принадлежащий к семье, дотронется до Вальтера. И даже тогда, когда его трогал кто-то из семьи, пес предостерегающе рычал.

Катарина вязала, ее научила этому мать, и она орудовала спицами проворно, из красной шерсти должен был получиться шарф. Для папы. Ей надо было поторопиться, чтобы шарф был готов не позднее, чем кончится война. Мать видела солдат на картинках, их синие мундиры ей нравились, они и невзрачного мужчину могли превратить в статного. Она так и представляла себе, что Йозеф вернется домой в мундире, а синий с красным очень хорошо сочетается.

Мать быстро уставала и теперь, когда отец ушел со двора, могла позволить себе усталость — в другое время она бы ни за что не легла в постель среди дня. Еды не хватало. Бургомистр, который ни в чем не знал нехватки, каждую неделю должен был обеспечивать ее продовольствием, пока отец отсутствовал. Такая была договоренность. За эту услугу Йозеф причешет ему всю бухгалтерию, когда снова вернется. Дети любили веселого бургомистра, он кружил Катарину на вытянутых руках так, что она отрывалась от пола, хотя была уже не ребенок; он рычал перед Вальтером, притворяясь львом. А перед Лоренцем вел себя сдержаннее, уж очень тот походил на отца, и это смущало бургомистра.

Еще в тот же самый день, когда Йозеф и трое других ушли на войну, бургомистр заглянул к Марии домой. Он принес картофель, лук и яблоки. Всем этим он загрузил тележку, и кто-то из деревенских прикатил ее наверх, а оттуда бургомистр тут же отослал его вниз. Сам-то

он приехал верхом. Вишня у Марии была своя, к тому же самая лучшая, сортовая. Йозеф наказал Марии, чтоб давала бургомистру вишню не скупясь, потому что тот был охоч до ягод.

Бургомистр уселся у Марии на кухне, Вальтер обихаживал его коня, а Лоренц ему в этом помогал — так выразился сам Лоренц, чтобы доставить радость своему младшему брату. Ставни на окнах из-за жаркого солнца стояли закрытыми. Немытая посуда была сгружена в лохань. Мария ходила по дому босая, волосы завязаны в узел.

Бургомистр сказал: он-де собирается в конце недели ехать в Л. на ярмарку скота. Хочет, мол, присмотреть для деревни быка. Из-за войны, дескать, цены упали, можно купить дешевле. Но никто не знает, как долго это продлится. В войну обычные правила больше не действуют. Не действуют даже там, где нет никакой стрельбы. Здесь у них, в Вальде, за это он ручался, стрельбы не будет никогда. Но цены и здесь военные. Он считает, продолжал бургомистр, было бы разумно как раз сейчас купить для деревни быка. Каждый заплатит свой взнос, и каждый будет иметь свою долю в покупке. А где этого быка разместить, будет в конце концов видно. Он готов биться об заклад, что Йозеф, останься он дома, сказал бы то же самое. И не хочет ли Мария поехать с ним в Л. Он же знает, что там живет ее сестра. И они смогут повидаться. К тому же к ярмарке скота всегда бывает приурочена и обычная ярмарка. Там ведь можно и прикупить чего, и осмотреться, мало ли что. Да и на пользу ей будет.

— Тогда бы мне пришлось брать с собой детей, — сказала Мария. — Так что не получится.

Дети могли бы остаться у его жены, сказал бургомистр, она очень любит детей, хотя своих вот не принесла, ни одного.

— Если уж честно, Мария, — сказал он, — я с ней уже обо всем договорился.

Значит, он уже предполагал, что она с ним поедет.

Мария хотела подумать.

Если она захочет, то должна будет в четверг в половине шестого утра явиться с детьми к дому бургомистра. Если захочет. Неволить ее никто не будет.

Оставалось еще три дня. На самом деле Мария была очень рада. Там ведь будет музыка, там продаются сладости, там можно на людей посмотреть, послушать, что говорят. Все это она любила. Радовалась она и случаю повидаться с сестрой. Правда, не так сильно, как ярмарочным прилавкам и музыке. Может, там и духовой оркестр будет играть. С другой стороны, она слышала, что все духовые оркестры забрали на войну. Но, опять же, она не могла себе представить, чтобы на войне так уж могла цениться музыка.

Лоренц рассердился, когда мать ему сказала, что за Вальтером присмотрит бургомистерша и что остальные дети тоже могут отправиться вместе с ним.

— Об этом не может быть и речи, — заявил он, — мы сами присмотрим за братом, Генрих, я и Катарина, да Вальтер и не нуждается в няньке.

И тут же он с подковыркой привел свои доводы против ярмарки скота:

— А тебе-то что там делать, ты женщина, да и денег у тебя нет, — дескать, все это большая глупость, баловство, и зачем она вообще туда стремится.

— А ну-ка попридержи язык, — сказала мать. — Тебе всего девять, и не твое дело мне указывать!

Она видела в Лоренце своего мужа и злилась из-за этого.

— Но можно мне хотя бы взять с собой к бургомистру Волка? — спросил Лоренц. Он как-то сразу притих и присмирел, и Мария уже пожалела, что так на него напустилась.

— Нет, нельзя, — сказала она. — Бургомистр его боится.

— Но его же не будет, он же уедет с тобой.

— И все равно.

— Волк растеряется и не справится, если оставить его здесь одного.