Багульник

Бытовой Семен Михайлович

– Сознаю, Коля, что сделал глупость, - хмуро признался Юрий.
– Но я ведь сразу позвонил, хотел вернуться, а она не разрешила.

– Дураков только так и учат...
– сказал Николай, и Юрий не обиделся.
– Словом, пока не поздно, поезжай, дружище, в Агур.

Юрий поднял на Николая глаза:

– Почему "пока не поздно"?

– Ну вот, он еще спрашивает! Думаешь, у такой девушки, как Ольга, только на Юрии Полозове свет клином сошелся? Тут, брат, тоже, знаешь, того... лови момент...

– Тогда я никуда не поеду!
– решительно заявил Полозов.
– Я считал, что она

не такая, как другие. А ты советуешь ловить момент.

Медведев взялся за голову.

– Господи боже ты мой! Нет, Юрий, ты действительно химически чистый бамбук! Мало того, что даю тебе мудрый совет, так я еще должен выбирать слова.

– Я верю, что ты стараешься дать мне мудрый совет, но представь себе, Коля, такую картину: вот я заявлюсь в Агур, иду к Ольге, а она своим скучным докторским голосом спрашивает: "Что вы приехали, больной?" А я, не зная, куда себя деть, моргаю глазами и бормочу: "Швы разболелись, доктор, помогите!"

Николай громко рассмеялся.

– Может быть и так, Юра. Но ты не давай ей опомниться, чтобы она рта раскрыть не успела, Так сказать, сразу бери инициативу в свои руки. Понял?

Юрий закурил. Лицо его выражало крайнюю озабоченность.

– Мне кажется, как только я увижу ее, рта открыть не смогу. Ведь я все время чувствую свою вину перед ней.

– На виноватых хлысты возят, - буркнул Николай.
– Ну, если ты такой трусливый, давай поедем вместе. Ты будешь стоять за моей спиной, а я ей объяснюсь за тебя в любви...

– Не говори ерунды, Коля. И вообще, мне далеко не до шуток. Когда ты влюбился в Клаву, помнишь, как я возил ей домой твои дурацкие письма...

– Пожалуйста, напиши Ольге дурацкое письмо, я его срочно, не считаясь со временем, отвезу ей в Агур...

– Пожалуй, ты прав, Коля, съезжу к ней, - что будет, того не миновать! Только ни слова Карпу Поликарповичу, если вдруг хватится меня.

– А хватится, скажу, что уехал доктору показаться. Смотри, не теряйся. А если, не дай господь, сдрейфишь, пиши пропало. И учти, Полозов, ни слова о том, сколько тебе осталось отрабатывать. Она страсть не любит этого. Договорились?

Юрий утвердительно кивнул.

– И главное, думай, прежде чем сказать слово. А то ведь я тебя знаю, - продолжал Медведев.
– Скажи коротко, но ясно. Скажи: "Ольга Игнатьевна, или просто Олечка, я люблю вас, будьте моей женой..."

Юрий махнул рукой:

– Нет, это старо!

– А может быть, уже не будет никакой нужды в словах, Юрка. Так ведь тоже бывает.

– Если бы так!
– мечтательно произнес Юрий.

Он приехал в Агур поздно вечером и остановился у знакомого лесничего Ползункова, давнишнего жителя этих мест. Василий Илларионович Ползунков с женой занимали небольшой домик на берегу реки. Работники области и района, приезжая в командировку, всегда останавливались у Василия Илларионовича, находя уют и гостеприимство. Жена лесничего Анастасия Гавриловна любила принимать гостей. Она потчевала их копчеными медвежьими окороками, чудесным бархатным медом, душистым вареньем из разных таежных ягод и вообще была счастлива, когда к ним приезжали. Юрию однажды уже пришлось побывать у Ползунковых, он и на этот раз был тепло встречен милой хозяйкой. Самого Ползункова дома не оказалось, он выехал в лес и должен был

скоро вернуться.

Умывшись с дороги, выпив стакан чаги, или, по-местному, шульты, Юрий, несмотря на поздний час, решил побродить по Агуру. Подойдя к больнице и увидев слабо освещенное Ольгино окно, остановился. Торопливо выкурив папиросу и оглядевшись, нет ли кого поблизости, Полозов, точно пловец перед решающим прыжком, внутренне собрался весь и со странным ощущением чего-то неизведанного, но о чем уже некогда думать, смело зашагал по узкому тротуару прямо к больничному крыльцу. Взойдя на него и ухватившись за ручку двери, он несколько секунд еще подождал, но дверь неожиданно распахнулась и на пороге показалась Ефросинья Ивановна. В сумерках она не сразу узнала Юрия и испуганно отпрянула. Но в ту же минуту, всплеснув по обыкновению руками, воскликнула:

– Юрий Савельич!

– Тихо, Фросечка, - схватив ее за руку, сказал он.
– Пожалуйста, тихо...

– Почему тихо?
– с обидой сказала она.
– Он приехал, а я должна тихо.
– И, сразу же сменив гнев на милость, ласково добавила: - Вижу, ты совсем здоровый!

– Здоровый, Фрося Ивановна, - ответил Юрий.
– Ольга Игнатьевна дома?

– Дома, она всегда дома!
– закричала она, не обращая внимания на энергичные жесты Полозова.

В это время из комнаты вышла Ольга.

– С кем это вы так громко секретничаете, Фросечка?
– спросила она.

– Неужели не видишь? Приехал!

– Юрий Савельевич?

– Здравствуйте, доктор!
– сказал он.
– Простите, что в столь поздний час...

Она не дала ему договорить, схватила за руку и потащила в комнату.

– Садитесь, рассказывайте, что у вас нового.

Он сразу оживился, снял полушубок, повесил в углу.

– Какие у нас в тайге новости, валим лес, вывозим хлысты...

Он сел за стол, положил перед собой папиросы, окинул беглым взглядом комнату. Все здесь по-прежнему. На окне ситцевая в синих цветочках занавеска, в простенке над тумбочкой круглое зеркало, у изголовья кровати небольшая керосиновая лампа.

– Как вы себя чувствуете?
– спросила Ольга.

Он посмотрел на нее и, закуривая, коротко рассмеялся.

– Серьезно, Юрий Савельевич, как?

– Спасибо, доктор, прекрасно!

– Значит, я была права...

– Основная болезнь прошла, а вот сопутствующая...

– Это уже не опасно, - в свою очередь рассмеялась Ольга.

Он погасил в пепельнице окурок, хотел взять новую папиросу, но Ольга перехватила руку. Юрий задержал ее в своей.

– Почему вы тогда не разрешили мне вернуться в Агур?
– спросил он.

– Мне не понравилась ваша самоуверенность, - сказала она, посмотрев на него серьезными глазами.

– В чем же вы усмотрели ее?

– Хотя бы в тоне записки, которую вы оставили у меня на столе. И еще в том, что вы говорили Медведеву.

Он догадался, что она имеет в виду его слова, что он собирается жениться.

– Юрий Савельевич!
– она слегка погрозила пальцем.
– Не обо всем, что чувствуешь, следует тотчас же объявлять во всеуслышание.

– Вы угадали. Я как раз говорил Медведеву то, что чувствовал. Но ведь Николай Иванович мой друг.
– И, посмотрев на нее, спросил: - Неужели за это вы на меня сердитесь?