Багульник
Шрифт:
– Мне давно надо бы вам показаться как врачу, - и что-то быстро зашептала Ольге на ушко.
– Тем более приезжайте, - сказала Ольга. И, обращаясь к Медведеву, добавила: - Если вам, Николай Иванович, удастся связаться с Полозовым, передайте ему привет.
– И связываться не надо, на той неделе Юрий приедет на совещание.
– С ясеневых разработок?
– удивилась Ольга.
– Кто-то из вас, помнится, говорил, что оттуда до самой весны не выбраться.
– Когда очень нужно - выбираемся!
– недвусмысленно заявил Медведев, встретившись с Ольгой взглядом.
Опять загудела машина.
–
– крикнула Ольга и, поцеловав Клаву, выбежала на улицу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Она возвращалась от Медведевых с тяжелым сердцем. "Вот и стала я свидетельницей "войны", которая, как однажды выразился Николай, идет у них "с переменным успехом". Сегодня, кажется, успех был явно на стороне Медведева. Но кто знает, - думала Ольга, - вполне возможно, что Клава возьмет реванш и бедному Николаю Ивановичу еще достанется".
Занятая этими мыслями, она не сразу заметила, как наступили сумерки и шофер включил фары. Яркие снопы света раздвинули ледяную дорогу, которая шла то прямо, то вдруг круто поворачивала, огибая темный выступ скалы. Ольга высунулась из кабины и увидела впереди узкий, стиснутый горными вершинами горизонт, охваченный лиловым пламенем раннего зимнего заката.
Ветер сдувал с деревьев снежную пыль и кружил ее впереди машины в дрожащих полосах света. Машина была старенькая, очень дребезжала, а в кабине до того пахло бензинным перегаром, что Ольгу стало укачивать. Она опустила стекло, чтобы в кабину залетал свежий воздух, и, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза...
...Она вспомнила свой дом, свою семью, свое детство, когда отец по дороге на завод частенько провожал ее в школу и, прощаясь, совал ей в руки яблоко или медовый пряник и каждый раз говорил: "Смотри, Олечка, учись хорошо!" А когда он, возвратившись с завода, заставал ее за уроками, то уходил с матерью обедать на кухню, чтобы не мешать дочери. А как любил Игнатий Павлович на досуге помечтать о будущем Оли, чтобы она после школы непременно поступила в медицинский институт. Он почему-то считал профессию врача самой значительной и благородной и чуть ли не с восторгом говорил:
– Будешь, Олюшка, доктором. Пошлют тебя после учебы в какую-нибудь сельскую местность. А мы в августе с маманей приедем к тебе в отпуск рыбку удить. Приедем мы к тебе, а люди будут шептаться между собой: это, мол, нашего доктора родители пожаловали.
– Ну и размечтался, Игнаша, - бывало, посмеивается Наталья Ивановна.
– Пока наша Олюшка на доктора выучится, много воды утечет.
– Пускай течет, - не возражал отец, - а выучится непременно на доктора.
– А если на инженера?
– спрашивала мать.
– Не советую! Доктор - это такая профессия, ну, как тебе объяснить... Да ты и сама, Наташа, великолепно знаешь. Ведь приходилось тебе ходить в поликлинику на приемы...
– Ну, приходилось, - смеялась жена, - лучше бы к ним и не ходить вовсе, тоже нашел удовольствие!
Игнатий Павлович не мог правильно выразить свою мысль о преимуществе доктора перед инженером и поэтому немного злился, когда жена возражала ему, но и Наталья Ивановна и Оля отлично понимали, что он имеет в виду, а имел он в виду то благоговение, которое испытывают люди, обращаясь к врачу.
–
– Ладно, папочка, будет когда-нибудь твоя дочка святая!
– смеялась Ольга, обнимая и целуя отца.
– Ну и спасибо тебе, мое золотко, спасибо!
– взволнованно и нежно говорил отец.
– Теперь за тобой дело, дочка, бей на похвальную грамоту!
Ольга окончила седьмой класс с одними пятерками, получила похвальную грамоту и однотомник Маяковского с подписью директора школы.
В тот день, когда она готовилась уехать на каникулы в Кимры к бабушке, началась война. Отец пришел домой на три часа раньше, умылся, наскоро поел и стал куда-то собираться.
– Ты это куда?
– чувствуя недоброе, спросила жена.
– Надо, Наташа!
– с суровой ласковостью сказал Ургалов и, торопливо докурив папиросу, добавил: - Война! Немец двинулся на нас. Идем защищать Ленинград.
– Так ты на войну, что ли?
– На войну, мать. В народное ополчение. Ежели останусь жив, скоро вернусь, а ежели...
– он помедлил, - а ежели что случится, поднимай Олюшку, доведи ее до цели.
– И голос его надломился.
Вдвоем с матерью Ольга провожала отца до завода, где уже собрались несколько сот рабочих. У каждого за спиной был вещевой мешок, но одеты все были по-разному. Когда через полчаса ополченцы построились и под клубный духовой оркестр зашагали вдоль проспекта Стачек к Лигову, тронулась за ними толпа женщин и детей. Ольга помнит, как она, опередив мать, кинулась к отцу, схватила его за руку и, едва поспевая, бежала рядом, и отец искоса поглядывал на дочь, тряс ее маленькую теплую руку и шептал ей: "Не плачь, Олюшка, мы еще вернемся к нашему дому, и исполнится у нас с тобой все, что задумали".
До позднего вечера они пробыли в Лигове и трамваем, который был набит до отказа, вернулись домой. Дома было светло от белой ночи, и Ольга долго не могла уснуть, часто вставала с кушетки, подходила к плачущей матери и успокаивала ее. Утром, они опять уехали в Лигово, но отца там уже не застали: ополченцы ночью куда-то уехали, а куда именно - никто не знал. Потом начались частые воздушные налеты, и Ольга, когда взвывала сирена, схватив с кровати подушечку, убегала в бомбоубежище, а мать с соседками, надев противогазы, поднимались по черной лестнице на чердак и оставались там до отбоя. Однажды во время налета бомба попала в соседний дом, от страшного взрыва закачалось убежище, посыпалась штукатурка, зазвенели разбитые стекла, и Ольга от страха кинулась во двор и стала звать маму. Но голос ее потонул в чудовищном грохоте и свисте. С тех пор Ольга больше не пряталась в убежище. Как только начинала выть сирена и мама уходила на пост, Ольга быстро сбегала с лестницы, пряталась под арку у запертых ворот и смотрела на небо. Сперва она скрывала это от матери, но однажды призналась ей, что в убежище гораздо хуже, там может завалить, а на улице хотя тоже страшно, но не так, - все видишь. К удивлению Ольги, мать не возражала. Действительно, в прошлую ночь в одном из домов завалило бомбоубежище и долго не могли откопать людей.