Багульник
Шрифт:
А Юрий, который отлично чувствовал себя в Ленинграде, подтрунивал над Ольгой:
– Конечно, в твоей Швейцарии лучше!
– Честное слово, лучше. Я за все годы ни разу не принимала в Агуре порошков от головной боли. А здесь с первого дня места себе не нахожу. Юра, давай уговорим маму, чтобы переехала к нам. Честное слово, и нам и ей будет лучше.
– Во-первых, она не поедет, - возразил Юрий, - а во-вторых, никто не даст брони на квартиру.
– А зачем она - броня?
– с детской наивностью
– Ведь у нас там целый дом под Орлиной скалой!
– Да, Оля, - с упреком сказал Юрий, - ты, оказывается, совсем мало смыслишь в таких делах. Если мама переедет в Агур и лишится квартиры, нам даже в отпуск некуда будет приехать. А ведь еще неизвестно, как в будущем сложится жизнь.
– Как мы с тобой захотим, так она и сложится, - прежним наивным тоном сказала Ольга.
Он не ответил.
Тороповы жили на улице Восстания, вблизи Московского вокзала, и Ольга с Юрием, доехав трамваем до Нарвских ворот, пересели в метро и через четверть часа уже стояли около подъезда высокого шестиэтажного дома.
– Сколько раз я прибегал сюда с медведевскими записочками!
– сказал Юрий, когда они медленно поднимались по крутой, тускло освещенной лестнице.
– Клава уже знала, когда я приду, и выходила меня встречать.
Ольга молчала, поглядывая на номера квартир.
На площадке пятого этажа она задержалась.
– Да, кажется, здесь двадцать вторая квартира, - сказал Юрий.
Он нажал кнопку звонка, и почти сразу же за дверьми послышались мягкие торопливые шаги.
– Кто там?
– спросил немолодой женский голос, Юрий узнал Клавину маму.
– Откройте, Зинаида Парфентьевна! Это Юра Полозов!
Тотчас же звякнула откинутая дверная цепочка, щелкнул замок, и Зинаида Парфентьевна распахнула дверь. Несколько секунд она вглядывалась в Юрия, потом перевела глаза на Ольгу.
– Юрочка, дорогой мой, вы приехали оттуда?
– сквозь слезы спросила она.
– Да, в отпуск, Зинаида Парфентьевна. А это моя жена, Оля Ургалова.
– Да что это мы стоим в передней?
– сказала Зинаида Парфентьевна. И тут же шепотом предупредила: - Василий Прокофьевич совсем болен у нас.
– Что с ним?
– тревожно спросил Юрий.
– Перенес инсульт... Полгода лежал в госпитале...
– И давно это случилось?
– Вскоре после смерти Клавочки. С тех пор - в отставке, на пенсии.
– И что он, лежит?
– Нет, ходит с палочкой. Теперь, слава богу, уже ничего.
– Мы, наверно, не вовремя, Зинаида Парфентьевна?
– спросила Ольга, внимательно разглядывая эту высокую, полную, седоватую женщину с точно таким же, как у Клавы, овалом лица и большими, уже усталыми глазами.
– Что вы, что вы, Ольга...
– Просто Оля!
– Проходите, Юра, Олечка... Я так рада,
– И, введя их в большую столовую, крикнула мужу: - Васенька, а у нас гости!
– Кто именно?
– раздался глуховатый мужской голос.
– Клавины друзья!
– Оттуда?
– и это должно было означать: "С Дальнего Востока?"
Вскоре из смежной комнаты, должно быть кабинета, освещенного зеленой лампой, опираясь правой рукой на палочку, а левую, словно безжизненную, прижимая к груди, прихрамывая, вышел среднего роста полный мужчина в морском кителе без погон.
– Спасибо, что не забыли стариков, - сказал Торопов, подвигая ногой стул.
– Ну, что же вы, садитесь... Как там ваш Дальний Восток?
– Все по-старому, - сказал Юрий.
– И надолго пожаловали?
– спросил Торопов Ольгу, которая все еще не могла побороть в себе волнение.
– Пока не надоест!
– сказала она, глянув на Юрия.
– Ну, Ленинград не надоест!
– возразил Торопов.
– Здесь есть что посмотреть.
Зинаида Парфентьевна стояла около серванта, изучающе, внимательно смотрела то на Юрия, то на Ольгу.
– У вас, Олечка, здесь родные?
– Мама.
– Одна?
– Мама живет одна, но у нас здесь родственники...
– У вас ребенок?
– Да, дочурка у нас, - тихо, перехватив насупленный взгляд Юрия, сказала Ольга.
– И как зовут ее?
Ольга почувствовала, как у нее учащенно забилось сердце. Юрий, заметив ее волнение, сказал:
– Когда у нас родилась дочь, мы решили, Зинаида Парфентьевна, назвать ее в честь вашей Клавы. Да и Николай просил нас об этом.
Торопова тихо заплакала.
– Спасибо, родные мои, пусть ваша Клавочка растет счастливой...
Торопов тяжело вздохнул, губы у него чуть дрогнули. Он достал платок, вытер глаза.
– Да! Сломило горе нас с Зиночкой. Ох и сломило... Вы бы нам рассказали, как она там жила? Неужели так уж ей было плохо в Мая-Дату?
– Сперва Клава приехала к Оле в больницу, показаться, - быстро заговорил Юрий.
– Оля сказала, что все у нее нормально, что ехать никуда не нужно. А о том, что Коля отпустил ее, мы узнали гораздо позже...
– Кстати, где сейчас Николай Иванович?
– спросила Ольга.
– Было всего одно коротенькое письмо с Камчатки. Он где-то там в лесном порту, что ли. Ты не помнишь, Зиночка?
– Не помню, ничего не помню!
– быстро, нехотя проговорила Зинаида Парфентьевна, и Ольга с Юрием поняли, что неприязнь к бывшему зятю не только не прошла, но, видимо, стала еще больше.
Василий Прокофьевич повторил:
– Да, да, в лесном порту! Давно что-то не пишет. Возможно, у него уже другая семья. У нашего брата-мужика это ведь быстро...