Балтийский альманах
Шрифт:
— «Ъхали. .. запылились, за^ор^ли, оборвались, еще больше, устали, говорили хрипло.
И заглав1е разсказа такое же:—«Идут»'). Или в среднем родЬ:— «Все шевелилось». И даже со-всЬм различно: — «Существовать невозможно». И тоже — у других. Тоже вездЪ.
В. Лидии по своему литературному возрасту, старше Яковлева. Его и книги вышли до революц1и. Он воспитан иной эпохой. Но у него:
— «Повезли. .. вошло много людей. .. зачер-н1-ли в цверях, стали выдергивать ящики.. . нахо-дили. .. проходили... не узнавали... провели ")».
У Яковлева:
— Ъхать!.. Куда -Ьхать? . . Но чьи то руки тянут. Надо-ть •Ьхать. ..
У Пильняка так прямо и поставлены рядом:
— Телефоны и люди!'). И у Лидина:
— «И носятся, носятся со СВ41НЫМ и дроздиным и в-Ьтренным воем машины — вперед, назад, сп1Ь-шат люди».
Лидин разсказывает о своей Урываевой тоже, как о живой машин-Ь:
— «Неслась Урываева по Никитской и Моховой. .. без пяти десять проходила Урываева в свой кабинет. .. Начинала Урываева свой день»
Ч-Ьм, как отличается она от того «чернаго миноносца», — автомобиля, — который носился «из ночи в ночь, из одного в другой конец города»?
Жизнь швыряется из стороны в сторону, расшивает какую-то дикую пестрядь, ураганно безумным потоком устремляет, — будто камни, «они сталкиваются, разлетаются, плывут, — неизмЪн-
') «Московск1й Альманах». Изд. «Огоньки». Берлин. 1922 г. Разсказ А. Яковлева «Идут». Стр. 11, 12, 13, 14. л ') «Моск. Альман.». Разсказ В. Лидина «Апрель». Стр. 160, 154, 162, 164.
') «Моск. Альманах». Разсказ 5. Пильняка. «Рязань-яйлоко». Стр. 63.
но, на волЪ этой стах1и, влекомые безразсуд-ством, случаем, круговоротом.
Люди — спицы. Колесница — сумбур. Кучер — разрушете. Возжи — страх!
Опорожненные, заушаемые, уничтоженные, иные механизмы, правда, и в этих разсказах пишутся еще с большой прописной буквы, и, все-таки, это не люди и не имена. Это — стертые до глади пятаки, пыль поднятая буйным ходом революцюн-ных коней; стр1Ьлы, пущенныя из сумасшедшаго лука, выпавш1я из развалившагося колчана.
Театр живых сменился театром марюнеток. ОнЪ покорны, онЪ послушны, он1> пассивны, незрячи и обезкровлены.
Работает дребезжащие кинематрограф и на его туманном фонЬ прыгают, кидаясь из стороны в сторону, полубезумныя фигуры, как1я-то два из-м-Ьрен!я, выталкиваемыя на эту сцену опьян'Ьвщим режиссером. Захлестнутые стох1йной волной, утопленники всплывают на поверхность безжизненными трупами!
Характерно: в этих разсказах совсМ отсутствует диалог, свидетель челов1оческаго общен1я, взаимности, духовных трен1й и любви. Зд-Ьсь р'Ь-чи — коротки, безсодержательны, случайны. Чле-норазд1.льные звуки доведены до обезьяньяго минимума. Д-Ьйствующ1Я лица носятся, сталкиваются, сп1Ьшат, их что-то волочит, тащит, тянет, бросает. Но бес-Ьд нЪт.
И самыя заглав1Я так1я же н-Ьмыя, — отражен1е СТИХ1ЙН0СТИ, бездуховност»! и подчинен1я:
— «Идут» (А. Яковлева).
— «Рязань-яблоко». .. «Рязань-баба»... «Город Росчиславль» . .. «Шама».
Это — у Бор. Пильняка.
—? «Гори-ЦвЪт» (Ал. Ремизов).
— «Апрель — называет свой разсказ В. Ли-дин.
и, как общ1Й вывод, общ1й итог, общ1й символ, — этот заключительный полудневник редактора А. БЪлаго.
— «Я». Подзаголовок говорит:
— «Сумасшедшее».
Хаос... Сумбур... Стих1я. Города, длинныя дороги, ночныя сумятицы, безцЪльный бЪг, толчея и—безум1е:
«Мы на порогЬ образован1я в нас новых душевных бол'Ьзней»,') — говорит Б'Ьлый в преди-слов1и к своему «Я» (сумасшедшее).
И здЪсь—тоже. И тут—отсутств1е лица. И у этого автора—пустыня. И в этом разсказЪ опять и снова—сумятица, потревоженность, хаос и тЬ же подзаголовки: географ1и («Бергень»), м'Ьста («Перед Бергеном»), «Площадь» и только напрас-
') «Моск. Альманах». Андр. Б*лый. «Я» (Сумасшедшее). Стр. 176.
№ 2. — 1924
«Балт1йск1й Альманах»
69
но одна из глав названа: «Моя б1ограф1я». Б10гра-ф|и н'Ьт.
Но обЩ1Й итог выражен в1ьрно и точно: — «ничто!» — «Нас /иного»...
И потом: — «н^т ничего!»
И еще: — «никого»...
И вновь: — «навсегда: «ничего, никого».
Лица смазаны, будто оторваны головы и убит человек. Толстовск1Й ХолстомЬр, Чеховская Каш-танка, Купр11нск1й Изумруд, любой ччж из басни—ясн-Ьй, индивидуальн-Ьй, ч-Ьм вс1Ь гти безглазые, безлик1е псевдолюди. Их так и описывают здЪсь — гуртом, скопом, собирательно, — даже не как политическую парт1ю, а будто парт1ю скота.
— «У вс^x членов ячейки, — разсказывает Пильняк, — были белесые глаза — почти бЬлые, пустые, и сид'Ьли глаза у всЬх по разному, смотрели этими глазами люди из разных углов — то волчьими, то лисьими, то совиными».
Вс-Ь они так1е же: общ1е, пустые, безымянные.
У Лидина один из таких называется Нвпомня-щев, но и вс1Ь друпе, всЪ эти Женишки и Егор Егорычи, я Мериновы — тоже непомнящ1е, тоже смутные и механическ!е.
Из литературы изгнан герой. Индивидуальность зам-Ьнена. КЪм-то, чЪм-то.
Она — «Шкто». Но больше всего и чаще всего она «Никто».
Ея залог — страдательный. Ея наклонен1е — неопред±ленное. Это имя существительное, нарицательное. Это междомет1е — ужаса и гибели, а судьба — приговоренность.
ВсЬ зд'Ьсь проходят и уходят какими-то неосязаемыми т^ьнями, готовыми, или готовящимися мертвецами. На них и смотрят глазами гробовщика, — так, как представлял себе М1р и человека Андреян Андреянович у того же Лидина, — тоже гробовщик:
— «Были для него давно уже живые люди — только будущ1е его покупатели».. .