Бархатная Принцесса
Шрифт:
Глава девятнадцатая: Кай
— Да пошла ты! — ору я в черноту лежащего внизу города. — Трахайся с кем хочешь, срать я хотел на тебя и твои фокусы! Дура!
Я не вернулся на выставку. Позвонил Бессонову и сказал, что вышел покурить и какой-то урод на крутой тачке окатил меня из лужи. Не возвращаться же в зал на хрен мокрым. Да и не смог бы я там. Рванул бы, потому что разговор с Даниэлой превратил меня в килограмм отсыревшего динамита. Я бы сам себя не рискнул трогать, не то, что соваться в битком набитый зал. Зал, в котором среди сотни других запахов мой нос избирательно
Хорошо, что я все-таки приехал на байке, хоть в костюме это было до чертиков неудобно. И хорошо, что никуда не вмазался, пока ехал сюда. А может, и не очень хорошо. Мысли о ней грызут мозг до такой степени, что я чувствую себя жертвой стоматологической ошибки: мне словно одним махом вырвали все зубы, а на оголенные нервы насыпали соли и крысиного яда. И эта гремучая смесь превращает меня в маньяка, которому хочется просто так, чтобы спустить пар, ввязаться в драку.
Поэтому и сбегаю от цивилизации, сюда, к черту на рога, на развалины какого-то незаконченного строительства, откуда открывается охуенный вид на ночную столицу. Курю. Много и быстро, пока в голове не начинает шуметь, и ноги не становятся ватными. К херам собачим рубашку — срываю ее и швыряю куда-то вниз. Жаль, что точно так же нельзя вырвать мысли о Даниэле и бросить их под наводненную машинами дорогу. Я доведен до той точки кипения, когда охотно бы согласился и на выборочную лоботомию, лишь бы стереть эту женщину из своей памяти.
Наверное, именно поэтому смотрю на тлеющий кончик сигареты и вижу в нем спасение. Я даже не чувствую боли, когда прикладываю его к тому месте на коже, где остался жадный след ее зубов. Разве что немного щиплет. И «отпускает».
Домой, где до сих пор живет ее призрак, я тоже не хочу. Поэтому заваливаюсь к Малине, как есть: полуголый, мокрый, весь в сигаретном дыму и со свежим ожогом на татуировке. Именно это Даниэла со мной и сделала: прострелила чертово крыло, когда я был почти готов взлететь.
— Ты мокрый совсем, — хлопочет славная зататуированная девочка и усаживает меня на стул в своей крохотной кухне. Прибегает с ворохом полотенец и начинает промокать мне волосы. — И холодный. Совсем дурак, в такую погоду без рубашки?
— Башка раскалывается, — говорю невпопад.
Она бросает в стакан пару больших таблеток и какое-то время звук их шипения в воде — единственный, который достигает моего сознания. Малина что-то говорит и говорит, наверное, продолжает меня отчитывать, но как только пытается сесть сверху, я сбрасываю ее руки, поднимаюсь и залпом выпиваю кислое лекарство, от которого тянет блевать.
— Оставайся, — предлагает она и без ложного кокетства стягивает с плеч майку, под которой только ее симпатичные сиськи с пробитыми сосками и набитая между ними ветка цветущей яблони.
И что у нас будет? Еще один обычный дружеский секс? Бля, я даже не помню, какими были предыдущие разы, потому что все они были пустыми фрикциями. С таким же удовольствием я могу кончить в собственный кулак.
Видимо, сегодня как раз тот день, когда ей трах нужен больше, чем мне, потому что, когда я подхожу и не слишком аккуратно натягиваю на Малину майку, она отбивается от моих рук, раздраженная.
— Найди себя парня, — говорю я, почему-то чувствуя себя пиздец,
И сваливаю под аккомпанемент разбившегося о дверь пустого стакана.
Моя жизнь превращается в череду оторванных листьев календаря. Сменяются даты, дождливые среды перетекают в ветреные четверги и пропахшие туманом пятницы. Я работаю, берусь за все, что предлагают, и весь наш офис знает, что я официально провожу на работе двадцать пять часов в сутки. Через неделю лечу на выставку в Вену, в конце октября — в Париже, откуда привожу кучу фоток и кольцо из салона «Картье» с не очень большим, но настоящим бриллиантом. Чувствую себя идиотом, потому что для той, на чей палец хочу его надеть, я был всего лишь эпизодом в жизни. И не самым приятным, видимо.
А в первых числах ноября Ляля снова появляется в моей жизни. Возвращаюсь с работы в первом часу ночи и застаю ее, сидящую на ступенях возле моей квартиры. Она спит, уложив голову на перила, но почти сразу просыпается, когда я прохожу мимо и неосторожно бряцаю ключами. Вскакивает, растирает веки, смотрит с глупой улыбкой.
Надо же, трезвая. И одета не так, что тоска для воображения. И почти без косметики.
— Привет, — говорит вкрадчиво, пытаясь привести в порядок примятую прическу.
— Завтра, — бросаю я, переступая порог квартиры.
— Кай, погоди!
— Завтра у меня есть два часа после обеда, пойдем писать заявление на развод.
Мне правда давно и глубоко плевать на все, что она скажет. И в нашем прошлом было достаточно примеров того, во что обычно перерастали наши вот так ни о чем начавшиеся разговоры: сначала секс, потом — ругань. Я сыт этим по горло. У меня теперь пожизненная прививка от мажорок.
— Кай, пожалуйста! — Ляля почти молит.
И я останавливаюсь, удивленный новыми интонациями в ее голосе. Чтобы Ляля — и вдруг молила? И еще в придачу этот щенячий взгляд?
— Нам нужно поговорить, — голосом отличницы у доски говорит она. — Разреши войти.
Я пожимаю плечами и захожу в прихожую. Ляля просачивается следом и с тихим щелчком прикрывает дверь.
Она все равно ведет себя, как хозяйка жизни, хоть в этот раз, возможно, совершенно ненарочное. Снимает обувь и, ощупывая взгляд каждый угол, идет в гостиную, хоть я ее туда не приглашаю. Вообще думал, что мы обсудим все прямо тут и дальше прихожей Ляля не пойдет, но она решила иначе и не стала спрашивать, а чего вообще хочу я, хозяин. В этом вся суть мажорок: даже в платьице с бантиками они никогда не изменятся.
Иду следом, пытаясь перебрать в уме причины внезапной смены имиджа. Такие, как Ляля, не становятся прилежными девочками, если нет острой необходимости. А какая необходимость у доченьки богатея корчить из себя первоклассницу?
Ляля садиться на диван, собирает колени в кучу и смотрит на меня снизу-вверх, взглядом предлагая сесть напротив.
А меня, словно на шоковой терапии в дурке, шарахает током в виски: она сидит там же, где сидела Даниэла. И с тех пор в моей квартире не было ни одной женщины, хоть прошло уже больше двух месяцев. Два месяца, за которые я динамил и продолжаю динамить Малину. Два месяца, за которые у меня всего пару раз был секс, да и то в клубе, случайный трах в туалете, и оба раза мне хотелось отмыться от этого дерьма.