Барин-Шабарин 3
Шрифт:
— А это уже какой-то элемент шантажа и с вашей стороны, ваше превосходительство, — усмехнулся я. — Но я, действительно, собираюсь начать готовить Екатеринославскую губернию к военному положению.
— Вот как? Вам разве что-то известно, чего могу не знать я? — губернатор улыбнулся, с напряжением растягивая губы в этой гримасе. — Разве у России есть такие враги, которые могли бы перенести действия к Екатеринославу? Не сильно ли вы переоцениваете турков? Мы на раз с ними разделаемся, случись что.
— Разве вы не замечаете, ваше превосходительство, что происходит в Европе? Неужели не видите предпосылки прихода нового Наполеона? Вся Европа сейчас в революционной
Наверное, я либо не выспался, либо что-то иное подтолкнуло меня к тому, чтобы я начал говорить о военном положении. На самом деле, я собирался готовить Екатеринославскую губернию, прежде всего, к Крымской войне и выступить провидцем. Вместе с тем, если страна будет готова немного лучше к такому масштабному противостоянию с Европой, словно к так называемой «нулевой мировой войне», может, и не проиграем мы её? Ведь в той истории всё достаточно по-тоненькому прошло. Несмотря на техническое превосходство европейцев, даже вопреки русскому головотяпству и шапкозакидательству, лёгкой прогулки для европейцев не случилось. А в этом варианте истории можно сделать что-то более значительное, чем русский «авось». Однако нужно было переводить тему разговора в более деловое русло.
— Господин губернатор, позвольте, я ознакомлюсь с теми документами, которые вы не хотели бы показывать общественности и ревизору. Я вас уважаю, считаю человеком чести, именно поэтому готов пойти на некоторые уступки. Но лишь на некоторые, ваше превосходительство, полностью отменить эти планы я не могу. Что касается вашего предложения о занятии должности. По осени, когда я улажу некоторые дела в своём поместье, я готов стать вашим помощником, но при этом, в соответствии с полученными данными, всемерно намерен бороться за чистоту в нашей с вами губернии, — сказал я и замолчал, началась долгая пауза.
— Я потребовал отставки от губернского полицмейстера, а также земского исправника. Стать полицмейстером хочу предложить господину Марницкому. Уже сегодня в ночь он отправляется арестовывать Жебокрицкого. И по своим законным обидам и земельным вопросам вы можете полностью полагаться на справедливость. Будут судить по всей строгости, — губернатор, словно заискивая, пытался поймать мой взгляд, наверное, хотел определить ту степень моей радости, счастья, которые я должен сейчас излучать.
Нет, радости я не проявлял. Возвращение моих земель ко мне же — это лишь справедливо, так и должно быть. Жебокрицкого нужно было арестовать ещё раньше. Но нерешительность губернатора, его нежелание встревать в жёсткое противостояние с коррупцией привело губернию именно к такому состоянию. Мошенникам тут раздолье. Заплати в Екатеринославе немного — получи прирезку к своим землям! Еще бы акции объявляли, к примеру, по субботам скидка в двадцать процентов, а дела пенсионеров рассматриваются без очереди.
Сам Фабр не являлся бессребренником, однако же в тех документах, которые я просмотрел, не было ни одного существенного свидетельства, что губернатор — вор. Он виновен лишь в том, что позволял воровать другим. А сам Яков Андреевич практически и не лез в казну. Более того, каким-то образом умудрялся еще и начать масштабное строительство.
И теперь я должен был радоваться лишь тому, что хоть какая-то часть справедливости восторжествует, что хоть кто-то чист? Нет, я буду даже огорчён, потому как прекрасно осознаю, что некоторые документы из тех, что у меня есть, всё
— Давайте предметно договариваться, господин губернатор, — делано, почти безэмоционально сказал я, двигая к себе стопки с бумагой.
— Вы, выходит, не умеете быть благодарным? — с некоторым разочарованием спросил губернатор.
— Простите за мою дерзость, ваше превосходительство, но я не совсем понимаю, кто кому должен быть благодарен. Поверьте, внутри меня бушует негодование, что я иду против своей же чести. Я же понимаю, что некоторые документы, вопреки моему желанию, мне придётся скрыть, — сказал я, при этом позволил себе даже проявить некоторое раздражение.
Это кому я должен быть благодарным? Да с этими документами я могу всю губернию поставить на уши, добиться отставки губернатора, много чего могу.
Могу, пусть и не буду. Тут с плеча рубить не стоит, а то немалая часть общества Екатеринослава и близлежащих земель ополчится уже против меня. Кстати, в некоторых документах прослеживается участие в коррупционных схемах известных мне Алексеева, Струкова и нынешнего предводителя Екатеринославского дворянства Франка. Ну, и как прикажете со всем этим бороться?! Есть вариант: зачистить всех дворян и служащих губернии. То же самое, я почти уверен, можно было бы планировать сделать и с другими губерниями Российской империи. И тогда придёт хаос, и пойдёт брат на брата, и гражданские войны начнутся, и бог весть что еще случится.
Потому, как это ни прискорбно осознавать, казнокрадство мздоимство чиновников, пусть это и противоречиво звучит, также являются опорой для Российской империи. И пока рядом не поставишь другую опору, ломать прежнюю нельзя. Но и нельзя ничего не делать.
— И все же вам благоволит удача, — сказал губернатор, когда мы, со спорами, но пришли к пониманию, какие документы можно показывать, а какие придержать.
— Удача — это дама, которая благоволит только подготовленным и расчетливым, — отвечал я, вспомнив цитату из одной книги.
Разговор с губернатором Екатеринославской губернии Яковом Андреевичем проходил уже в достаточно позднее время. А у меня ещё были планы на сегодняшний вечер. Мне нужно было утверждаться не только в кабинете первого человека в губернии, но и во мнении общества.
Нельзя сейчас не выйти на публику, не показать своё спокойствие, возможно, даже ответить на некоторые вопросы, пусть и крайне осторожно. А ещё я был знаком с понятием пиара, и на курсах в рамках программы «Время героев» кое-что усвоил в этом направлении. Работа по созданию моего образа в обществе началась, уже когда я давал большой приём. Сейчас я собирался эту работу продолжить.
В ресторане стояло пианино и была гитара, периодически там исполнялись различные песни для увеселения публики. Вот и я решил исполнить некоторые композиции. Время, в котором мне предстоит прожить вторую жизнь — это эпоха поэтов. А значит, это время романсов. Поэтом я еще мог бы стать, если бы знал много стихов, которые еще не сочинены. Но нет. Не так и много стихов я знаю, и все их готов отдать Хвостовскому. А вот с песнями у меня получше. Тут и заработать можно, ну и показать себя поэтом-песеником.