Барин-Шабарин
Шрифт:
— На сём откланяюсь. Мой приказчик принесет расчетную книгу с цифрами продаж и вашей долей, — сказал Иван Савельевич Тяпкин, бросил быстрый взгляд в сторону Тараса и поспешил уйти.
Глава 12
Купец ушел, а я остался. Слова Тяпкина про некоего криминального, или около того, элемента не могли не взволновать. Более того, если этот Тарас будет проявлять ко мне излишнее внимание, нужно действовать на опережение. Ладно бы какой пристав, служитель закона, а бандита-то можно
— Отчего так долго? — спросил я, когда пришли, наконец, Петро и Вакула.
Я пока не уверен в себе. Дело не в психологии, а в том, что тело ещё не готово к драке. Так что разум подсказывал: без поддержки справиться с кем угодно, а особенно кто больше и сильнее меня, не получится. Теперь же, с появлением моей пары так называемых телохранителей, можно было и нагло посмотреть в сторону Тараса. Что я и попробовал сделать, но… Его на месте уже не было.
— Идем в мою комнату, есть разговор, — сказал я, первым выходя из трактира.
Нужно было бы дать нормально поесть бедолагам, но… Без всяких «но». Такие телеса без топлива оставлять нельзя. Настроение больших людей бывает сильно зависимо от еды. Если не дать вовремя им пообедать, они могут и на меня посматривать с интересом, определяя часть тела, что более всего вкусная. Вон как Петро посмотрел на проходящего мимо полового, в руках которого был поднос с жаренными колбасами. А потом… на меня. На официанта удаляющегося… и на меня.
— Половой! Принеси мяса моим людям! — поспешил выкрикнуть я, мало ли.
— Благодарствуем, барин, то по-людски, — пробасил Вакула.
— Ты остаешься и ждешь заказа. Вот полтина на еду, но без водки, — я протянул Вакуле монету, после обратился к Петру. — Ты со мной, потом придешь поесть.
Было у меня предчувствие, что неприятности могут настигнуть в самый неудобный момент, например, когда буду возвращаться в тот клоповник, что «нумером гостиным» зовется. Как вспомню, аж вздрогну. Не смогу все же добровольно становиться жертвой каких-то ритуалов клопов. Да, я к ним начинаю относится, как к паразитирующему обществу на моем теле. Клоповья цивилизация, основанная на крови одного, может, не самого плохого, человека. А что если… И мы, люди, вот такие паразиты перед лицом каких-нибудь высших существ? Что-то меня не туда понесло.
Пока мы шли с Петром в номер, я ощущал чужой тяжелый взгляд, но не подал вида. Все же не зря взял поддержку. Вероятно, меня ожидали и хотели… Вот тут у меня четкого ответа не было. Что именно хочет Тарас и его команда — а он не один, двоих его подельников я рассмотрел в таверне отчетливо — можно только догадываться. Явно не для того поджидают, чтобы подружиться. Скорее всего, интерес местных связан или с кольцом, или… как бы не еще какими грешками из прошлого.
— Скажи мне, друг ситный, Емельян Данилович, а что там за история с плугами, что продавались Михельсону? — спросил я у Емельяна, который заявился сразу после моего возвращения в номер.
— А что не так, барин? — состроил невинное
Пальцы непроизвольно стали сжиматься в кулак, и в этот раз не особо помогало знание курса этики деловых отношений.
— Емелька, ты разве кот? — спросил я.
— С чего это, барин? — недоуменно вопросил управляющий.
— Говорят, что у котов девять жизней. А если их девять, так чего беречь? Вот и я думаю, что ты не ценишь свою жизнь и здоровье, — я взял за отворот рубахи управляющего и дёрнул его к себе.
Табурет, на котором сидел Емельян, заскрипел, а после так и вовсе развалился, и Емелька кулём рухнул на колени.
— Да что ж с этим стулом-то не так?! — сказал я в сердцах и отпустил рубаху управляющего.
Привстав со своего табурета, я пошатал его и понял, что и эта мебель вот-вот развалится, как его ни чини. Между тем, Емельян так и не вставал с колен, принимая новую порцию выволочки.
— Ты продал плуги жиду Мойше по десять рублей за штуку. По этим же бумагам, — я взял со стола тетрадь и потряс ею в воздухе, — еврейский купец принял каждый плуг за восемь рублей с полтиной. Стервец ты эдакий! Коромыслом тебе по горбу! Ты что творишь, тать?
— Так, барин, завсегда же так было. А доля моя? Я же кормился с доли, — попытался найти оправдание Емельян.
— Ты меня за дурня не считай, а то посчитаю твои зубы. В бумагах прописана и твоя доля, которую ты взял из тех восьми с половиной рублей, — сказал я, замахиваясь кулаком на так и стоящего на коленях управляющего.
Бить не стал. Не было никакого практического толка от этого. Да и чего калечить своего же управляющего? Да, Емельян так им и остается. Но, на кого мне еще положиться? Как будто у меня есть большая очередь претендентов на вакансию и резерв кадров на десять страниц мелким почерком?
Да и сколько пытались на Руси бороться с казнокрадством? Только жесткими мерами и неусыпным контролем можно уменьшить эту скверну, но победить ее нельзя, причем не только в России. Так устроена сущность человеческая и вместе с нею любая государственная система.
— Завтра же поутру ты напишешь мне о всех подобных делах. Учти, Емелька, — я погрозил кулаком. — Это про плуги я прознал да рассказал тебе, но это же не значит, что я не знаю о другом. Знаю, потому и хочу проверить честность твою. Если признаешься как есть, так начнем все с чистого листа.
— Барин, так я же дал вам уже более трех сотен рублей в счет грехов моих, а вы сказали, что начнем изнова работать, без плутовства и обману.
— Так ты, шельмец, мне не все рассказал. Как же начинать с чистого листа работу, когда такие подробности всплывают, как с плугами и с…? А с чем иным, ты мне сам напишешь. Али всё же за дурня меня держишь? — сказал я, подошел к столу и резким движением плеснул из графина себе воды.
— Как же, дурень. И когда ж умником таким стал, да все знающим, — бормотал себе под нос Емельян, а я сделал вид, что не услышал его.