Барометр падает
Шрифт:
А Чижик что? Чижик не только сотни, Чижик и тысячи, если требуется, потратит. Потому что помнит слова Ленина: брать адвокатов только умных, других не надо. Дёшево берёте — дорого обходится, это уже не дедушка Ленин, это просто дедушка, Иван Петрович Чижик, учил меня народной мудрости.
Об этом я думал, пока фоторепортеры слепили нас вспышками. Пытались ослепить, но не тут-то было: меня защищали специальные шахматные очки, «Chizzick», сделано в Австрии. Для шахматистов, для всех, кому дороги зрение и рассудок. Фотовспышки, да во множестве, да с близкого расстояния, вызывают световое сотрясение
Наконец, фоторепортёры исчерпали отведенные им пять минут, и Лотар Шмид пустил часы.
Матч-реванш начался!
Анатолий сделал ход с е-два на е-четыре.
На третьем ходу выяснилось, что на доске испанская партия. Ожидаемо. Анатолий хочет вернуть корону, ему и атаковать. Я выбрал берлинскую защиту: корона-то моя, вот я и защищаюсь.
Анатолий задумался. В зале зашевелились: знатоки почувствовали сенсацию. Ладно, не сенсацию, но сюрприз: своим ходом чёрные показывают, что намерены уйти в глухую оборону. Не этого ждали от меня, не этого. Все привыкли, что чижик — птичка боевая. Каааак налетит, каааак распушит, только клочки по закоулочкам понесёт вольный ветер свободы!
И соперник ждал не этого, потому и задумался. Анатолий, конечно, знает дебют. Он не знает, почему я ухожу в оборону, нет ли здесь подвоха?
Наконец, он решился, и сделал рокировку. Я тут же забрал пешку е четыре. Нет, я не атакую, преимущества не имею, пешка легко отыгрывается.
Позиция не нова, позиция известна давно, в прошлом веке её подробно изучал Яниш, но в учебники и справочники она вошла, как Берлинская Защита. Прошу любить и жаловать. И анализы исследователей утверждают: конечно, у черных есть шансы на ничью, но придётся потрудиться.
А я что, разве против? Труд — источник всякого благополучия. Капиталист присваивает плоды чужого труда, а советский человек щедро делится ими со всеми людьми доброй воли. И я делюсь, но не сразу. Сначала новый вариант использую для своей выгоды, а уж потом изучайте, проверяйте, применяйте.
И на девятом ходу я предъявил новинку Анатолию и всему миру.
Нет, это не чудо, оценка позиции принципиально не менялась: у чёрных похуже. И король застрял в центре, и пешки по вертикали с сдвоены. Но как выигрывать белым, непонятно совершенно: ферзей мы разменяли, а без ферзей атаковать сложнее.
Карпов думал. Я тоже.
Анатолий времени не терял. Выглядит куда лучше, чем в Багио. Умеренный загар, небольшая, вполне уместная полнота, движения спокойны и уверенны. Хорошо подготовился физически. А специальная шахматная подготовка у него всегда самой высшей пробы.
А я? Руки не трясутся — уже славно.
Белые пришли в движение. Словно сбылись мрачные прогнозы защитников природы: Антарктида растаяла, и вода стала поглощать королевство чёрных, грозя утопить. Но нет,
Карпов атаковал непрерывно, но без авантюр. Я аккуратно отсиживался за стеной, перебрасывая силы согласно данным разведки. Не танец с саблями, а марлезонский балет.
Когда стало ясно, что осада бесперспективна, Анатолий предложил ничью. На сороковом ходу, зрители должны чувствовать, что артисты, то есть шахматисты, сыграли полную версию спектакля. Я для вида подумал полминуты, и согласился. Мне — да не соглашаться?
И завтра скрипеть доигрывание, в котором меня бы возили физией по доске? Нет, ничья была совершенно справедливым исходом, но вдруг, уставший, я бы обдернулся, перепутал порядок ходов, наконец, просто бы зевнул?
А я устал. И физически, и ментально. Все эти перелёты, переезды, перестрелки… Неважная подготовка к матчу.
Зато завтра доигрывания не будет, отдохну. Понедельник неигровой день. Опять отдохну. И ко вторнику приду если не в оптимальной форме, то в сносной.
Обменявшись рукопожатиями — корреспонденты опять слепили вспышками, — мы разошлись по своим углам ринга. По комнатам, которые предоставлены участникам. Пресс-конференция начнется через десять минут, и эти десять минут мы можем побыть на своей территории. Ну, как бы на своей.
На пресс-конференцию следует заявляться тем, кто официально включен в команду. Сам игрок, это раз, тренер — это два, и администратор — это три. То есть я, Геллер и Миколчук. Те, кому организаторы оплачивают дорогу, питание и проживание. Ну, как бы оплачивают, ведь мы живем не в Западном Берлине, а в Восточном, нашем, социалистическом.
— Нельзя ли востребовать командировочные? — спросил я Миколчука. — Живем мы в другом месте, в рестораны ходим другие, и вообще… Пусть покроют издержки наличными.
— Именно так я вчера и поступил, — сказал Миколчук. — И добился того, что расходы возместят.
— И когда же? — спросил я чуть горячее, чем следовало бы.
— По вторникам, раз в неделю.
Раз в неделю, это понятно. Играем мы трижды в неделю, по вторникам, четвергам и субботам. Доигрывания, если таковые будут — по средам, пятницам и воскресеньям. Понедельник — свободный день. Матч из двадцати четырех партий, то есть длиться он будет восемь недель. Плюс каждый из участников имеет право взять три тайм-аута, итого максимальная протяженность — десять недель. До самой до зимы. Сумма выйдет немаленькая. Ефиму Петровичу очень пригодиться. Да и вообще, нет маленьких денег, есть большие ожидания.
— Но эти деньги пойдут Спорткомитету, — сказал Миколчук, и я расслышал в голосе злорадство.
— Это почему?
— Потому что и дорогу, и питание, и проживание нам уже оплатил Спорткомитет. Дважды получать деньги за одно и то же нельзя. Потому их, деньги, следует вернуть. Вы не согласны?
— Логично, — пришлось признать очевидное. Действительно, дважды получать суточные, квартирные и прочие суммы — это моветон. Может быть, даже уголовно наказуемый.
Вошёл прилично одетый юноша, подающий надежды шахматист и волонтер матча. Вошёл и проводил нас в зал, на пресс-конференцию. Пресс-конференция проходит не в игровом зале, но тоже не маленьком, присутствующих явно больше полусотни.