Барометр падает
Шрифт:
Анатолий Гладилин: Ну почему именно у партийного писателя? Есть ведь и другие. Например, Миша Чижик, шахматный чемпион. Он как раз сейчас нас слушает. Привет, Миша Чижик! Привет из самого из Парижу!
Виктор Некрасов: Привет, Миша! Ну да, получается, что ты играешь совершенно бесплатно! Свои двенадцать тысяч ты давно выбрал. Но мы, капитаны, в тебя верим! Ты уж придумаешь комбинацию, да такую, что ахнуть все ахнут, а сделать ничего не смогут!
— Михаил! Михаил!
Меня
— Михаил, пора! Машина ждёт, пора ехать!
Приснится же… И с какого места начался сей сон?
Глава 22
25 октября 1979 года, четверг
Небесный десант
— Вид у тебя, Чижик, усталый, но довольный.
— Довольный? — я вгляделся в зеркало. — Да, пожалуй. Но это можно поправить, — и я принял вид Председателя из первой серии, человека, который сделал немало, но которому предстояло сделать много больше. Почти невозможное — вывести колхоз в передовики. Упрямая несгибаемость, неколебимая уверенность, и безмерная усталость.
— Не слишком ли сурово? — спросила Лиса.
— Могут подумать, что ты готовишься сравнять город с землёй, — согласилась Пантера.
Девочки прилетели в Берлин вчера, и вчера же завершилось доигрывание четырнадцатой партии матча. И я проиграл, да. В четвертый раз. А выиграл за всё время только одну партию, восьмую. При девяти ничьих. Не самое радужное развитие событий.
А мне радужное и не нужно. Шахматы вообще не радужная игра, шахматы — игра черно-белая. И вообще — я сражаюсь. Средняя протяженность партии — семьдесят три хода. Прежде ни в одном матче за корону такого не было. Упорнейшая борьба.
На истощение.
Видно в зеркале, что я истощён? Немного есть. Легчайший грим, мимическая маска усилят это «немного» до очевидного. Наш боец устал, нашему бойцу нужно отдохнуть, соловьи, соловьи, не тревожьте солдат!
И я взял тайм-аут, первый из трёх, дозволенных регламентом матча. Возьму и второй, сразу за первым. А потом и третий. Веское доказательство серьёзности моего положения. Пусть видят: изматывая противника, изматываюсь сам. Лёгкая добыча, нужно добивать.
— С землёй я город сравнивать не буду. Мне город нравится. Но знамя развиваться над ним будет наше, красное!
— Красное, да… — протянула Лиса.
Недавно мы посмотрели «Звуки Музыки», фильм старый, но злободневный, и увидели, какого цвета знамена были в Берлине времён Третьего Рейха. Нет, мы и так знали, но знать и видеть — не одно и то же.
— С серпом и молотом, — уточнил я. Во избежание.
— Уточнение принято, — согласились девочки. — В историческом аксепте.
— В историческом, так в историческом.
Действительно, нынешний флаг Германской Социалистической Республики, чёрно-красно-жёлтый, считался братским, и наши войска в Германии, защищая его, уничтожат любого агрессора, шагнувшего за Antifaschistischer Schutzwall. Лучше и не пробуйте!
— Кстати, циркуль — это ведь знак масонов? — спросил я.
— Чей нужно, того и знак, — отрезала Лиса. — Во много знании много печали. Молот и серп, их, знаешь, тоже не в лесу под ёлочкой нашли.
Растут девочки, на глазах
Точнее, делегируем полномочия. Это лейтенант способен полностью контролировать свой взвод. Капитану с батальоном уже сложно. Полковнику — невозможно, у полковника штаб. А о генералах и речи нет.
А девочки явно метят в генералы.
Что ж, правильно. Генералом быть хорошо. Можно много пользы принести родному государству, в генералах-то.
Я достал из футляра гитару, ту самую испанку, что я отбил у Высоцкого. Как бы отбил, Владимир Семенович более семиструнками интересуется, а испанка — классическая шестиструнка. Девочки привезли, среди прочего. Понимают, что вдали от Родины без гитары нельзя. Рояль, конечно, ещё лучше, но с роялем сложнее в самолёт сесть.
Взял несколько аккордов. Подстроил. Гитару куда легче настроить, нежели рояль, это всякий скажет. Немножко поиграл. По телевизору видел концерт народных музыкантов, американских. Кантри. И очень мне это понравилось. Чем отличается американская народная музыка от российской? В самом общем смысле — настроением. Русские песни большей частью печальные, минорные, «этот стон у нас песней зовётся». До революции что было у народа? У народа до революции было ярмо бедности. Другое ярмо бесправия. Третье ярмо безнадежности. Тут не до веселья! Зато после революции пошли песни бодрые, духоподъёмные, но это после.
Американские же народные — это энергия и оптимизм. Люди, распахивавшие целину — а целиной была вся Северная Америка, — не могут быть пессимистами. Им всё под силу — ну так они считают. А если что — есть братишка кольт, и есть дядюшка винчестер. Отсюда и смелость. Винтовка рождает власть, как заметил председатель Мао. Во власти он разбирался.
Поиграл — и отложил инструмент. Мы играли, мы играли, наши пальчики устали. Ничего, разыграюсь, время есть. «Он упал возле ног молодого коня» в стиле блюграс уже зазвучало в голове, но я это прекратил. Не время.
— Чижик, ты готов показать нам Берлин? — спросила Ольга.
— Да я его толком и не знаю. Только отсюда и разглядываю.
— Тогда совершим паломничество по ленинским местам, — предложила Лиса. — Самое подходящее время.
Я согласился. Не сидеть же в номере, право. И погода хорошая, и нужна же передышка.
Девочки прихватили и Аллу Георгиевну. Для компании. Девочки заводят дружеские знакомства. Для пользы дела, и просто так. Бывает, что сначала просто так, а потом, глядишь, вышло для пользы дела. А бывает и наоборот, и ещё как бывает.