Барон Семитьер: Мясорубка

Полефф Александр-Эл.

– Вы понимаете, на кого сейчас повысили голос?

Мужчина откашлялся и надел на голову фуражку, алую тулью которой украшала эмблема, изображающая меч и весы.

– Еще как. Командан Управления общественной безопасности, инженер-сыщик Франсуа Раффлз. А сейчас, — он присвистнул, указывая кивком головы на дверь, — вон отсюда. Все, кроме мадемуазель.

Инквизитор выпучил глаза, зачем-то сжал в кулаке массивный деревянный крест, висевший на шее.

– Вы еще ответите за это, Раффлз.

– Хоть перед кардиналом. А пока его здесь нет - все вон!

Инквизитор зло скрипнул зубами. встал и направился в сторону выхода. Молодой жандарм из числа сопровождавших монаха,

хихикнул. Впрочем, быстро осекся и, чеканя шаг, вышел вслед за начальством.

Несмотря на то, что в комнате было достаточно холодно, представившийся инженер-сыщиком, утер пот рукавом. Достал из внутреннего кармана кителя чистый носовой платок и протянул Розе. Она доверчиво взяла его, прижала к лицу. Командан присел напротив девушки.

– Мадемуазель, я приношу вам свои извинения за поведение этого… человека. Впрочем, это не отменяет необходимости выяснить, где находится ваш отец.

Роза всхлипнула:

– Я, действительно, не знаю, где он. В чем его обвиняют?

– Неподалеку от вашего дома обнаружили труп. Жестокое убийство. Местные жители утверждают, что покойная была не в ладах с Романом Фалюш и указывают на него, как на возможного убийцу.

– Мадам Новакович???

Раффлз напрягся:

– Разве я назвал имя убитой? Мадемуазель, вам придется проехать со мной в Управление. Собирайтесь.

Утирая слезы, девушка зашла за расписную китайскую ширму, подарок далекой родственницы. Единственный в их квартире действительно дорогой предмет интерьера. Через некоторое время она вернулась одетая в чистое старенькое платье с оборками и черный плащ с розовым подбоем и капюшоном. На ногах ее поскрипывали черные же сапожки на низком каблуке. У шеи плащ был скреплен серебряной застежкой - памятью о покойной матери.

Придерживая Розу под локоть, инженер-сыщик провел ее к крытому пароконному экипажу, стоящему на мостовой. Толпа на улице встретила их бранью и криками. Идти через двор Раффлзу пришлось расстегнув кобуру и положив ладонь на рукоять револьвера. Местные жители выглядели весьма агрессивно.

Окна фиакра не были зашторены. Весна украдкой пробиралась в Лютецию. Впрочем, в бедных районах города она ощущалась совсем по другому - более неряшливой и беспорядочной. Улица, местами мощеная потрескавшимися от времени камнями покрылась слоем грязи. Лужи, отражающие серое небо, были полны мусора. Запах сырости и гнили витал в воздухе, вызывая легкое головокружение у непривычных к обыденности Ла Шапель. По обе стороны дороги стояли ветхие, обшарпанные дома, покрытые бесчисленными слоями облупившейся и выцветшей краски. На углу расположилось азиатское кафе, всегда полное народу, явившегося за утренней порцией гаолянового самогона. Вдоль дороги валялись гниющие остатки еды, обрывки оберточной бумаги, бутылки. Ветер с легкостью подхватывал их и увлекал за собой, заставляя танцевать по лужам. Хоть и холодный, он пах весной и приносил надежду. На некоторых балконах уже начали распускаться первые цветы в деревянных ящиках - тюльпаны и нарциссы. Эти яркие пятна словно пытались напомнить о том, что даже в самом мрачном месте можно найти частицу прекрасного.

Трущобы неспешно сменялись простенькими, но ухоженными домиками. Вдоль дороги начали появляться деревья. На улицах стало меньше людей, а те, что встречались, выглядели иначе. Их одежда казалась чище, шаги увереннее. Даже улыбки на лицах прохожих были более дружелюбными и искренними.

Когда через час фиакр выехал на бульвар Вилет окружающий мир изменился еще сильнее. Создавалось впечатление, что здесь все сияло - витражи особняков, широкие окна лавок и модных ателье. Даже булыжники мостовой

и те казались ровными и чисто вымытыми. На просторных тротуарах неспешно прогуливались дамы в платьях с пышными юбками, украшенные лентами и цветами и господа в строгих костюмах и цилиндрах. Их лица были спокойными и, даже, горделивыми - они несли себя с достоинством тех, кто никогда не испытывал нужды.

Экипаж остановился у трехэтажного здания на площади Бастилии. Роза уже бывала здесь однажды. Неподалеку от этого места жила старинная подруга матери, модистка, которая, по доброй памяти, шила девушке платье к выпускному балу. Жаль, потом его пришлось продать - Анжелика Фалюш подхватила чахотку и ей нужны были дорогостоящие лекарства.

***

Инженер-сыщик провел девушку в здание, где посадил в маленькой комнатушке для допросов и приказал ждать. Внутри не было ничего, кроме железного стола и двух стульев. Все предметы скудной меблировки зачем-то прикрутили к полу. Из-за неплотно прикрытой двери слышались голоса служащих Управления. Среди этого гула Роза различила противное, скрипучее бормотание священника, ударившего ее. Он пытался что-то доказывать, изредка срывался на крик. Тон его определенно был угрожающим. Впрочем, скоро он затих, а в кабинет вернулся господин Раффлз. В руках он держал жестяной поднос с двумя чашками, наполненными одуряюще пахнущим, ароматным кофэ, а также объемистая папка. Одну из чашек с горячим напитком он протянул Розе.

– Угощайтесь, мадемуазель Фалюш. Хочу сказать, что положение у вашего отца незавидное. Поэтому в ваших интересах рассказать о нем все, что знаете. В частности, нам необходимо выяснить, где он может находиться в данный момент.

– Я понятия не имею… - еле слышно прошептала девушка, обжигаясь кипятком.

Командан управления общественной безопасности внимательно осмотрел сидящую перед ним девчонку. Среднего роста. Стройная брюнетка. Огромные, зеленые глазищи. Приодеть и подмазать - первая красавица будет. Он вздохнул:

– Давайте попробуем по другому. Простите, напомните ваше имя?

– Роза.

– Так вот, Роза, сегодня рано утром, буквально у вашего дома, соседи обнаружили женский труп. Вы же знаете о Мясорубке? Уверен, что да. О нем слышали все. А некоторые и видели результаты его деятельности. Так вот, погибшая была убита именно им. Взгляните на эти снимки…

Он вытащил из папки несколько фотографических карточек и щелчком запустил их через стол. Фотографии рассыпались веером, открывая взгляду девушки тело, в котором сейчас с трудом можно было опознать женщину бальзаковского возраста. Мадам, на чьи устои регулярно ругался Роман Фалюш. Ее грудную клетку и живот распороли от горла до паха. Внутри, вместо аккуратно расположенных органов, находилось некое невероятное кровавое месиво, больше напоминающее горку фарша на прилавке у господина Буше. Роза едва подавила рвотный позыв. Прикрыв ладонью рот, она торопливо отвела взгляд в сторону.

"Мадам Новакович... Она же давала мне пряники, когда отец бил", — мелькнуло в голове. Теперь от ее доброты осталось лишь кровавое месиво. Розе захотелось кричать, но горло сжалось, будто чья-то невидимая рука душила ее.

Франсуа Раффлз мрачно покачал головой, собирая фотографии:

– Как вы уже поняли, мадемуазель, это Даница Новакович. Сербка по национальности. Ушла из дома три дня назад. И не вернулась. Ее муж заявил о пропаже на следующее утро. Как нам стало известно, в тот день она собиралась идти к ветеринару. Кажется, с ее кошкой произошла какая-то беда…