Барракуда
Шрифт:
— Истина в глубине, Крысенок, — улыбнулся муж и взялся за перила, — пойдем.
— Я боюсь, — сверкающая синева притягивала и страшила.
— Пойдем, милая! Высота начинается внизу. Птица взлетает с земли, и только потом парит в небе. А ты у меня рыбка — взлетишь из воды. Не бойся, малыш, морская волна соленая, держит крепко, оттолкнешься легко.
— Легко, легко! — зазвенели цветы и покачали головками. Прозрачные острые лепестки, откинутые по краям, открывали донышко — глаз в обрамлении пушистых ресниц. Разноцветные глаза подмигивали, щурились и сияли, точно фонарики. Обалдевшая Кристина не могла от них оторваться.
— Пойдем, время
— Нет, — возразила она, — это я не могу на них насмотреться.
Внезапно резко стемнело, задул ветер, сверху упала тяжелая холодная капля. Цветы дружно ойкнули и разом сомкнули лепестки, будто окна захлопнули, мохнатые ресницы прикрыли глаза. Сразу стало скучно, уныло и серо. Кристина в два прыжка оказалась у лестницы и, придерживаясь за перила, легко побежала за мужем, который спускался к морю.
— Подожди меня! — крикнула, прыгая по ступенькам.
Но его плечи уже были в воде, еще несколько секунд — и над синей гладью осталась торчать одна макушка. Молодую женщину охватили азарт и восторг.
— Догоню! — весело крикнула она и скакнула через две ступени.
Лучше бы ей этого не делать! Лестница обломилась, и нижняя часть рухнула, спрятав под обломками макушку.
— Же-е-еня! — в ужасе закричала жена, готовая прыгнуть вниз, к мужу.
До воды далеко, на волнах покачиваются щепки, обломки перил с острыми гвоздями, ступеньки ребрами вверх. «Убьюсь!» — подумала Кристина и прыгнула в синеву. И полетела. Она летела почти над водой, широко раскинув руки и покачиваясь в воздушном потоке, словно в гамаке. Вверху сияло солнце, кувыркались птицы, пахло водорослями и хвоей, легкий ветерок развевал волосы. Вдруг лететь над морем наскучило, летунья круто взяла влево, к горе. Теперь под ней проплывали леса, какие-то селения. Она разглядела белый домик, корову и бабульку рядом. Бабка задрала голову и, прикрыв левой рукой глаза от солнца, правой часто крестилась. Кристина расхохоталась. Страх за мужа сменился уверенностью, что ему там хорошо, и он, наверняка, плавает сейчас амфибией в глубине, разглядывает подводный мир. А может, тоже взлетел, и сейчас попадется на глаза. Она счастливо вздохнула и — проснулась.
— Поднимайся, соня, — по голой спине скользила ласковая рука, — нам пора выходить, — пора пришла не сразу…
Это был целый мир! За огромными стеклами океанариума плавали, скользили, ползали холоднокровные всех мастей и размеров. Кого здесь только не было! Огромные и с гулькин нос, змеевидные и круглые, серые и пестрые, ленивые и шустрые, раздутые и плоские — казалось, каждый водоем Земли делегировал сюда своих представителей. Русская туристка, как зачарованная, переходила от одних к другим и периодически клацала зубами, возвращая отвисшую челюсть на место.
— Смотри! — Ордынцев кивнул на серебристых рыб, меланхоличных и невыразительных.
— Что это?
— Барракуды.
— И что в них особенного?
— А ты приглядись.
Она всмотрелась. Рыбы как рыбы, ничего выдающегося, есть гораздо интереснее. Одна из них ткнулась мордой в прозрачное стекло, мелькнули мелкие зубы, сонные глазки полыхнули злобой. «Хищница!» — поняла любопытная и невольно отшатнулась. Внезапно барракуда застыла, узкое неподвижное тело натянулось, как нервы истерички. Кристина могла бы поклясться, что маленькие глазки расширились, а плавники прижались к бокам. Рыбина пробыла в боевой стойке несколько секунд, потом сверкнула молнией и исчезла.
— Ну как? — улыбнулся
Кристина оторопела.
— Ты шутишь?
— Нисколько. Обе прекрасны, гибкие, с красивыми телами, порывистые, непредсказуемые — роскошные хищницы. Только одна из вас, чтобы выжить, пользуется силой и рефлексом, другая обладает умом, а силы своей пока не сознает.
— Господи, Женя, — не выдержала «рыбья двойняшка», — что ты несешь?!
— Это истина, малыш, и пусть она тебя защитит. Никто никогда тебе этого не скажет, а я люблю и потому говорю. Ты — большая жизнелюбка, жадная до жизни, такая жадность с годами только растет. А значит, придется глотать других, чтобы выжить самой, — небрежно кивнул на стекло, — как этой барракуде. Но пользуйся силой с умом, Крысенок, — потом ухмыльнулся и добавил. — А красоту пускай в ход только как крайнюю меру. Пойдем, милая! У нас не так много времени.
Настроение было подпорчено. Надо же придумать: сравнить ее с рыбой! Безмозглой, холодной, скользкой. Да разве она такая?! Помаявшись с полчаса, Кристина послала дурацкие домыслы к черту и успокоилась. В конце концов, промелькнуло в мужнином бреде и что-то приятное. А в баре совсем остыла, расслабилась и, гоняясь с соломинкой за оливкой, принялась гадать, в какой магазин сейчас направятся.
Направились в несколько. Знакомых много, каждому хочется получить привет от дядюшки Сэма. Ордынцев остановился у сверкающей витрины.
— Жень, — подергала за рукав застывшего мужа, — пойдем. Мы потратили кучу денег, я устала, если честно. Хочу душ, ледяной чай и мягкую подушечку.
— Подушку не торопи, — оборвал мечты Евгений и подтолкнул к двери, — настанут дни, когда она тебе осточертеет. Но к счастью, это случится не скоро.
Под толстым стеклом переливались и сверкали гранями разноцветные камни. Оправленные в желтый и белый металл мерцали круглые жемчужины, зеленели изумруды, алели рубины, полыхали синим пламенем сапфиры. «Гори оно синим огнем», — ошалело пробормотала Кристина: она не прочь бы погореть в таком огне. Но сильнее всего били по глазам бриллианты, от них захватывало дух и влажнели ладони. Эти ослепительные сволочи будили какой-то животный инстинкт и звали к безрассудству. Молодая леди поняла, как закладывают душу дьяволу.
— Пойдем отсюда, Женя, — шепнула она, — здесь душно.
Упрямый муж молча ухватил ее за руку и подвел к лысому, шарообразному очкарику, жизнерадостному оптимисту лет шестидесяти.
— Добрый день! — показал белые зубы оптимист. — Чем могу служить?
— Здравствуйте, я хотел бы сделать подарок моей жене, — Евгений говорил по-английски довольно свободно, — что-нибудь строгое, в классическом стиле.
Очкастый шарик оживился.
— Господа из России?
— Из Москвы.
— Бог мой, — залепетал вдруг на ломаном русском американец, — у меня же бабушка с дедушкой русские, из Одессы. Вы были в Одессе? Так там хорошо! Мне мама рассказывала. И вы видели живого Горбачева? Так вы счастливые люди! — папиным генам и здешней жизни явно не удалось перебить интонацию одесских предков. Живые хитрые глазки перебегали с мистера на миссис, восторженные вопросы не требовали ответов. — В пределах какой суммы будем подбирать подарок? — деловито поинтересовался ювелир.