Барракуда

Лунина Татьяна

Заснула аналитик быстро и спала крепко, как спят люди со спокойной совестью. Разбудил не будильник — телефонный звонок.

— Алло?

— Кристина?

— Да, слушаю вас, — над ухом заверещал будильник, — черт! — опустила рычажок. — Извините, это не вам.

— Простите, что беспокою в такую рань, но Оля говорила, что вы рано встаете, и я рискнул позвонить.

— Господи, это ты, Вениамин?

— Я, — обрадовался Малышев, — а ты меня узнала?

— Не сразу.

— Послушай, Кристина, у меня случайно оказалась пара билетов

в цирк. Пойдем, а? Я сто лет там не был, держу пари, что и ты. У них сейчас новая программа, говорят, народ на ушах стоит от восторга. Пойдешь?

— Пойду, — неожиданно согласилась она. Почему бы и нет? Кому не приятно вернуться в беззаботное детство? Хотя, похоже, Ольгин друг из него так и не вышел.

— Класс! — по-детски обрадовался Веня, подтвердив ее догадку. — Я потому и звоню так рано, чтобы застать. Правда, не очень надеялся, что согласишься.

— Почему?

— Не знаю, — замялся абонент, — девушки почему-то больше любят рестораны.

Она едва не расхохоталась в трубку. Кумир молодых мамаш оказался скромником.

— Я — дама, — пояснила строго. — И у меня через два с половиной часа начнется рабочий день.

— Да-да, конечно, извини. — заторопился Вениамин — Предлагаю встретиться на «Цветном бульваре», в шесть тридцать, в центре зала, идет?

— В шесть сорок пять.

— Отлично!

— Тогда до встречи.

— Ага, — и на радостях бросил трубку. Междометие «ага», видно, передавалось у Ольгиных друзей по эстафете.

Одна нога была уже за порогом, когда снова затрезвонил телефон. Колебалась торопыга недолго, утренние звонки хоть и отнимали время, но, как правило, грели душу.

— Алло?

— Доброе утро, Кристина! Это Зорина, вы помните меня?

В памяти всплыли серебряные браслеты, цыганские глаза и цветастая шаль.

— Конечно, Надежда Павловна!

— Не буду вас задерживать, детка, утреннее время дорого, ничего, если вечером позвоню? Часов в одиннадцать не поздно?

— Нет, пожалуйста, звоните. Я буду ждать.

— Хорошо, договорились.

С главным все прошло, как по маслу: редактор Окалина получила пятнадцать минут вечернего эфира (!!!) и пожелание удачи.

— Пусть это будет твоим боевым крещением, — напутствовал Талалаев. И не удержался. — Где же ты нарыла такую информацию?

— Источник разглашению не подлежит, — мысленно послала воздушный поцелуй рыжему баламуту «сестренка» и, довольная, выпорхнула из кабинета.

В планировании уточнила время эфира, в коридоре «порадовала» режиссера еще одной заботой (бедный Виктор взвыл, но отказаться не смог), забросила удочку оператору Костику (у него отличные крупные планы), отсмотрела «гениальные» сюжеты, настрочила связки, выслушала очередную гадость от Ирки, позвонила автору (бедняга опять приболел), перекусила в баре кофе с бутербродом, а в шесть пятнадцать белка выскочила из колеса и лихо проскользнула в прозрачную дверь.

Малышев добросовестно топтался в центре зала и нетерпеливо поглядывал на часы.

В руках он держал букетик. Три розы положили утомленные головки на целлофан и спокойно дремали, прикрывшись лепестками.

— Извини, что заставила ждать, еле вырвалась. Не работа, а сумасшедший дом, — весело пожаловалась деловая дама. — Не опоздаем?

— Если только бегом, — улыбнулся доктор. Сонные цветы он почему-то оставил в руке.

На подходе к цирку Вениамин объяснил, что розы купил для соседки Анюты, которая храбро кувыркалась под куполом и ни капельки не боялась высоты.

— Молодец, — похвалила Кристина, — с соседями надо дружить, — и подумала, что у Вени никаких шансов: кому могут нравиться жмоты, которые не хотят потратиться на лишний букет?

Места оказались отличными, в третьем ряду, представление — веселым, с блестящей Анютой, послушными львами и жизнерадостными клоунами, брызгающими на два метра слезами. Дети замирали от восторга, взрослые смеялись и по-детски азартно хлопали артистам. Всех позабавил Веня, который полез на арену с букетом, зацепился о барьер и шлепнулся, едва не разбив себе нос. «Не жилец в браке, — констатировала Кристина, смеясь с остальными, — женщины таких сажают под каблук и постоянно шпыняют. Рано или поздно подкаблучник восстает, и все летит к черту». Но в конце представления, когда отсмеялась и отбила ладони, прониклась к доктору симпатией и призналась.

— Я давно так не веселилась, спасибо! Удивляюсь, почему взрослые редко ходят в цирк, в основном, только из-за детей.

— Многие стесняются снова почувствовать себя ребенком, большим, наивным и восторженным. А это прекрасно!

У входа в метро бабулька держала в руках гладиолусы, опасливо озираясь: штраф за незаконную торговлю запросто мог перекрыть доход от дачных цветочков.

— Ненавижу! — вдруг выпалила Кристина. — Всякая нечисть по Москве шныряет, и никто их не трогает. А безобидных бабок за цветы гоняют!

— Подожди секунду, — Вениамин метнулся к отважной старушке и тут же вернулся с добычей, — вот, это тебе, держи, — сунул в руки разноцветную охапку.

— Ты с ума сошел! Скупил все цветы?!

— Ну не оставлять же бедную дачницу под угрозой ареста, — отшутился богатей. — И потом, у нее внук заболел воспалением легких, нужны деньги на лекарства.

Аналитик вспомнила свой недавний расклад и спрятала покрасневшее лицо в нежных гладиолусах.

— Спасибо, — прошептала огромному букету.

У подъезда Вениамин прочистил горло и, безразлично оглядывая двор, спросил.

— Тебе можно позвонить?

— Звони. И спасибо еще раз за чудесный вечер.

— Не за что, — улыбнулся хлопушинский друг. Похоже, доморощенная пророчица незаслуженно отставляла его в сторону.

Ровно в одиннадцать зазвонил телефон.

— Да?

— Детка, это снова Надежда Павловна. Не хочу разводить канитель и произносить дежурные фразы, перехожу сразу к делу: почему бы вам у нас не появиться?