Барракуда

Лунина Татьяна

— У вас сейчас все нормально?

— Вполне.

— Но были проблемы?

— У кого их не бывает, — гостья поднялась из кресла. — Я пойду. Передавай привет Андрею Ивановичу.

— Не уходи, пожалуйста, — попросила Зорина, - прости, если лезу в вашу личную жизнь. Вы мне оба очень дороги, и мне бы не хотелось терять никого из вас.

— Мы не потеряемся, — улыбнулась Кристина. Ее начинал утомлять этот бестолковый разговор, и, чтобы не раздражаться на излишнее любопытство, она под благовидным предлогом решила уйти. Надежда — замечательный человек, но иногда перегибает палку.

— А у меня отличный коньяк, — похвасталась хозяйка, — настоящий, из Еревана. Армянка одна презентовала. Я же чиновница, а у нас всякое место доходное.

—

Я за рулем.

— Ну нет, так нет, — Зорина потянулась к сигаретам, закурила. — Я составила завещание.

— Не рано?

— В самый раз. Подожди минутку, хорошо? — она воткнула сигарету в пепельницу, поднялась с дивана и быстро вышла из гостиной. Кристина не успела и слова сказать. Через пять минут вернулась с небольшой шкатулкой из резного камня, похожего на малахит, только темного очень, на овальной, тускло блестевшей золотом крышечке выделялась выпуклая монограмма. Вещь явно старинная и очень дорогая. — Этой шкатулке больше двухсот лет, — улыбнулась хозяйка, в ее голосе слышалась грусть. — То, что я тебе сейчас скажу, не для чужих ушей, ладно? — Кристина молча кивнула. — Я ведь по матери принадлежу старинному дворянскому роду, — она закурила новую сигарету, протянула пачку гостье, та молчаливо отказалась. — Моя бабушка, урожденная графиня Ландсборро, после революции жила в России, — Надежда Павловна усмехнулась. — Дед был большим патриотом и не пожелал оставить Родину на растерзание большевикам. Встал под светлые знамена воинов, сражавшихся за царя и Отечество, — никчемных болтунов, прошляпивших страну. Сначала — Деникин, потом — Врангель, там и убили, под Перекопом, — погладила пальцем вензель на золотой крышечке. — Бабушка его очень любила… — Зорина глубоко затянулась и принялась выпускать колечками дым, внимательно за ними наблюдая. — Но надо было как-то жить дальше. Бабушкин младший ребенок умер трехлеткой от голода, а старшего, мою маму, нужно было кормить. Бабушка привязала к животу вот эту шкатулку, собрала узелок, надела на маму несколько кофточек, чтобы целее были, и летом двадцать второго перебралась из Питера в Москву. Пристроилась переводчицей в небольшое издательство, вышла замуж. Думаю, скорее, чтобы изменить фамилию, чем по любви. Как ни странно, расчет оправдался, бабушку «воронки» объехали стороной. Знаешь, что называли тогда «воронками»?

— Да.

— Правильно, черные фургоны для перевозки политических. Слава Богу, бабку эта беда миновала. А мама долго не выходила замуж, не нравились ей скошенные лбы и впалые глаза. В сорок первом ушла на фронт, она ведь закончила медицинский. В сорок втором познакомилась с отцом. Вышла после операции покурить на крыльцо, а спички забыла в халате. Увидела у дерева курильщика, подошла попросить огоньку: не хотелось возвращаться. А тут бомбежка. Человек накрыл маму собой, а сам получил осколок. Она его прооперировала и влюбилась. Так, в сорок третьем на свет появилась я, — Зорина бросила в пепельницу выкуренную до фильтра сигарету, такой окурок обычно оставляют мужчины. Взяла в руки малахитовую шкатулку. — Эта вещица — реликвия нашего рода. Изготовил ее крепостной умелец, которого мой предок выиграл в карты. Осталось, конечно, далеко не все, но кое-что есть, — она сняла золотую крышечку.

Кристина едва удержалась, чтобы не ахнуть. Сапфиры, изумруды, алмазы, жемчуг — все завораживало глаз, мерцало, искрилось, сияло, светилось и запросто могло свести с ума.

— Господи, как же удалось это сохранить?!

— Тайна сия велика есть, — улыбнулась Зорина. — Драгоценные украшения передавались в нашем роду по женской линии, это была наша привилегия. Бабушка рассказывала, что нарушалась традиция только в том случае, если рождались одни сыновья, тогда шкатулка переходила по наследству младшему. У меня, к сожалению, нет ни сыновей, ни дочерей, только Станислав и ты. Я хочу передать это тебе.

— Нет.

— Почему? Ты мне не веришь? Не веришь, что я люблю вас, как родных детей?

— Верю.

— Тогда запомни: в завещании я указала

тебя и Стаса. Движимое имущество после моей смерти принадлежит тебе, недвижимое — Станиславу, с которым, надеюсь, ты не расстанешься. Но даже если это случится, все в жизни бывает, я хочу, чтобы у тебя осталась обо мне память.

— Это не память, — вырвалось у Кристины, — это головная боль. Ты забыла, в какой стране мы живем?

Надежда Павловна нахмурилась.

— Не будь дурой! Все меняется на наших глазах, и «вчера» отличается от «сегодня», как вода от молока. К тому же, никто не знает об этой шкатулке, даже Андрей. А я не знаю, что со мной будет через минуту. Бери!

— Не могу.

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась Зорина. — Тогда я тебе скажу, где ее найти, если со мной что случится, а ты обещай, что возьмешь. Идет?

Голова сама собой утвердительно кивнула.

— Вот и славненько, — повеселела оригиналка. Порылась в сокровищах и извлекла оттуда перстень: сапфировый квадрат в обрамлении алмазов. Темно-синее, почти черное мерцание оттенялось тусклым сиянием прозрачных камней. Подумала, отложила и выудила другой — грушевидный алмаз не меньше двух карат в обрамлении тонких лепестков. Взяла левую руку Кристины, чуть истертый ободок легко скользнул по среднему пальцу. — Я знала, что подойдет, у тебя тонкие пальцы, почти, как мои. Надеюсь, что не за горами времена, когда ты спокойно сможешь носить и остальное. А так и будет, поверь, — Кристина попыталась снять перстень. — Нет, — резко остановила Зорина, — теперь это твое. Не хочешь целое, возьми часть. Можешь ты ублажить хоть в чем-то одинокую старушку, вредина? — и «вредина» ублажила.

Потом хозяйка рассказала о своем тайнике, уговорила выпить коньяку, накормила. А у порога вдруг внимательно посмотрела на гостью и выдала.

— Судьба частенько играет с нами злые шутки. Не приведи Господь тебе пересечься с Осинским. Это — страшный человек, держись от него подальше.

— Дальше просто некуда, — улыбнулась Кристина.

— Дай-то Бог, — серьезно ответила Надежда Павловна, открывая входную дверь.

Глава 19

— Урррою! — рычал Шалопаев, с силой вцепившись в колени и раскачиваясь на стуле. — Порежу, падлу, на куски, когда узнаю, кто! А я узнаю, гадом буду, — Мишка сжал кулаки, набухшие вены перепахали поросшую редкими волосками кожу. Потом выудил из внутреннего кармана пиджака бутылку «Столичной», стукнул донышком о стол. — Тащи, сестренка, стаканы, помянем раба Божиего Ивана, — на его глаза навернулись слезы, Михаил досадливо смахнул их ладонью, снова полез в карман, вытащил пачку «Мальборо», закурил и по-детски пожаловался. — Ты представляешь, неделю не просыхаю — и ни в одном глазу.

— Миш, а кто такой Иван? — осторожно спросила Кристина, накрывая стол. На клетчатой скатерти появились пара стопок, плетеная корзинка с черным хлебом, соленые огурцы, толсто нарезанная ветчина. Гость с тупым интересом наблюдал за хозяйкой, и когда она уселась напротив, задал в свою очередь вопрос.

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Так это ж сын мой, — и странно хрюкнул, — Ванька, — кадык судорожно дернулся. Мишка обхватил «Столичную» левой рукой, одним движением правой отвинтил пробку, разлил водку по стопкам. Когда наливал себе, рука дрогнула, прозрачная жидкость пролилась на скатерть. — Извини.

— Ничего страшного.

— Наверное, — безразлично согласился он и опрокинул одним махом стопку. — У Светланы выкидыш, врачиха сказала, детей больше не будет. Ни-ко-гда, — удивился Мишка каждому слогу и потянулся за соленым огурцом.

— Нет, — прошептала Кристина. Она отлично помнила, как сиял ее друг, когда сообщал, что станет отцом.

— Да, — вяло подтвердил Шалопаев, хрустнул огурцом и снова потянулся к бутылке.

— Послушай, у тебя есть нормальная посуда? Что за хрень ты дала?