Баррикады на Пресне. Повесть о Зиновии Литвине-Седом
Шрифт:
— Больно ты гро-озен! — с издевкой произнес уголовник.
— Послушай, — сказал ему Зиновий. — Какого вы дьявола привязались? Взять у меня нечего. А если покуражиться, так одному, а бог поможет, так и двоим я тоже зубы посчитаю…
— А ножичком под ребро желаешь?
— Не грозись. За ножик в тюрьме надзиратели по головке не погладят; кровью харкать станешь. Так что не пугай. Скажи прямо, что тебе от меня надо?
— Скажи, пошто набрехал? Ежели не студент, за что же посадили?
— Мне от тебя таить нечего, — сказал Зиновий. —
— Мы жалобиться не станем, мы сами… А ну признавайся, за что посадили?
— За дело, — сказал Зиновий и даже усмехнулся. — Двоих филеров обидел.
— Чего ж это ты на них набросился? Или по пьяному делу?
— Товарища выручал.
— Товарища выручал! Стало быть, ты свой?
— Я сам по себе…
— Понятно… — сказал долговязый, но уже без угрозы, а с некоторым даже почтением, — А товарища-то выручил?
— Выручил.
— А сам, значит, попал?
— А сам попал.
— Ну ладно, коли правду говоришь, не тронем тебя. Но смотри, — и в голосе его снова прозвучали угрожающие нотки. — Проверим. Ежели набрехал, пеняй на себя.
5
На третий день Зиновия отвели к начальнику тюрьмы подполковнику Майснеру.
Из всех тюремщиков Москвы этот не вполне еще обрусевший немец выделялся своей мрачной жестокостью. Он искренне ненавидел всех вверенных ему арестантов и столь же искренне полагал, что всякая строгость и даже жестокость по отношению к ним не только оправданна, но и благодетельна относительно государства и общества, ибо устрашением преступника предотвращается повторение преступлений.
Появление в «своей» тюрьме политических заключенных Винокурова, Лядова, Мицкевича и других членов московского «Рабочего союза» подполковник Майснер воспринял как выражение особого к нему доверия со стороны высокого начальства.
С каждым политическим, доставленным в Таганку, он «знакомился» лично. И тут очень многое зависело, какое впечатление господин подполковник вынесет от первого знакомства.
Зиновий Литвин не понравился ему с первого взгляда. Уже одним тем, что был невозмутимо спокоен и смотрел на начальника не только без трепета, но даже и без малейшей робости. К тому же, судя по всему, предварительное знакомство с уголовниками, мера не раз уже проверенная и безотказно действенная, ничему не научило дерзкого молокососа.
Следовательно, необходимо было преподать строптивцу урок здесь, своею собственной рукой.
Тем более что к этому арестанту штабс-капитан Майснер имел вполне достаточное основание испытывать особый интерес.
В бумаге, подписанной самим Бердяевым, сказано, что Зиновий Литвин летом этого года совершил нападение на чинов секретной полиции при исполнении ими служебных обязанностей, нанес им тяжелые побои и отбил у них задержанную ими опасную политическую преступницу Марию Бойе, давно уже разыскиваемую
Далее сообщалось, что задержанный упорно отрицал свою вину, а также какое бы то ни было знакомство с Марией Бойе, отказался сообщить что-либо о ее местопребывании.
Нетрудно было догадаться, что сам Бердяев, не сумев обломать строптивца, поручает довести дело до конца именно ему — подполковнику Майснеру. Ну что ж, поручение по силам. У него и не такие становились разговорчивыми.
— По какой причине подвергнут тюремному заключению? — задал первый вопрос Майснер.
— Не могу знать, — четко ответил Зиновий, глядя прямо в глаза вопрошающему.
Подполковник Майснер, исправный служака, особо ценил четкость в ответах, и Зиновий формою ответа так ему угодил, что он даже расслабился на какое-то мгновение, но тут же спохватился и взял себя в руки.
— Вину свою знаешь?
— Никак нет, не знаю, — столь же четко, как и на первый вопрос, ответил Зиновий.
Майснер встал и не спеша вышел из-за стола. Приказал арестанту:
— Подойди ко мне!
Готовый ко всему, думая об одном, как бы не выказать своему палачу даже тени смятения или страха, Зиновий сделал три четких шага навстречу тюремщику. Да, он приготовился ко всему, Но к последнему приказанию он не был готов.
— А ну покажи, как ты ударил первого агента! — уставя глаза в глаза, раздельно, но негромко приказал Майснер. — Выполняй приказ!
Зиновий стоял не шелохнувшись.
— Тогда я тебе покажу! — сказал Майснер.
И ударил так неожиданно и сильно, что Зиновий очнулся уже лежа на полу.
— Встать! — скомандовал Майснер.
С огромным усилием преодолевая тошноту и головокружение, Зиновий поднялся на ноги.
— Подойди! — снова приказал Майснер.
На этот раз Зиновию надо было сделать всего один только шаг.
— А ну покажи, как ты ударил второго!
И был какой-то миг, когда словно кто-то крикнул: «Бей!» — и он готов был, так же как тогда, страшным ударом под вздох повергнуть наземь этого краснорожего с торчащими усами и глазами навыкате, но… столь же быстро промелькнула отрезвляющая мысль: потом забьют насмерть. За один твой удар. Нет, так дешево отдавать жизнь нельзя…
— Ну! — сцепив зубы, выдохнул Майснер и двинулся всем корпусом к Зиновию.
Не сознавая, непроизвольно, инстинктивно Зиновий весь сжался, готовя себя к страшному удару.
Но Майснер раскатисто захохотал, выставив напоказ крупные прокуренные зубы.
— На первый раз хватит с тебя…
Прошел за стол, уселся на свое место и подчеркнуто равнодушным тоном спросил:
— Ну как, будем разговаривать? Молчишь… Ну-ну, иди отдышись. И поразмысли на досуге. Скоро еще позову. Надеюсь, будешь разговорчивее.
Позвонил в колокольчик и приказал!
— Отвести в одиночку!
6