Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Эребог со свитой удалилась, а Бару осталась у дверей, ждать Тайн Ху. Из дома вышел Унузекоме — раскрасневшийся, тяжело дышащий. Он приветливо кивнул ей.
— Как я соскучился по парусам, — посетовал он и ушел в темноту без сопровождающих.
Бару подумала, не присоединиться ли к нему — она ведь тоже соскучилась по парусам. Нет, слишком опасно — во многих смыслах.
А затем судьбоносный день настал.
Совет собрался в древнем «Доме на холме» — прямо в центре Хараерода. Именно здесь в незапамятные времена
В зале из сосны и мрамора городские стражники Хараерода приготовили одиннадцать кресел с высокими спинками и одиннадцать стягов над ними. Комета Вультъяг, скальный пик Лизаксу, мельница Отсфира, парус Унузекоме, глиняный человек Эребог. То был мятежный север, а дальше начинались Внутренние Земли: бычья голова Игуаке, переполненный колодец Наяуру, наконечник копья Пиньягаты, блестящий кристалл соли Отра, пронзенный копьем вздыбленный скакун Сахауле.
И раскрытая длань Бару, хотя ладонь на знамени была бледной, как у стахечи, и не имела с ее настоящим цветом кожи ничего общего.
Когда в зал вошла Наяуру со своими консортами, Бару окаменела. Она тотчас узнала ее. Осколки воспоминаний и обрывки связующих нитей — все встало па свои места. «Идиотка, — подумалось ей, — что с твоей головой?» Но это уже не имело значения — ведь она узнала ее так поздно! Наяуру нашла способ подобраться к Бару окольным путем и выведать ее «слепые пятна», подсунув приманку из гордыни и тщеславия и оценив зубы жертвы по следу укуса. Строительница Плотин умело использовала принципы, отвергнутые Бару, и потому ускользнула из поля ее зрения.
Но теперь Бару считала ее равной. Бару видела, чего не замечает Наяуру, — к примеру, княжескую небрежность в мелочах… а еще веру в то, что гнев, страсть и благородство сильнее коварства и скрытных манипуляций простыми вещами наподобие денег.
Если ее удастся завоевать… Нет, надеяться на это нельзя — чересчур рискованно.
Строительница Плотин встретилась взглядом с Бару. Ее самоконтроль был великолепен. Бару не увидела в ее глазах ничего. Отсфир за ее плечом дернул себя за бороду. Ему было очень неуютно.
Последней явилась Игуаке, безмолвная сила, при появлении которой все вокруг замерли, точно перед грозой. Она превосходила Наяуру годами и накопленной за долгие годы властью, роскошью одеяний, драгоценностей и числом своей свиты. Но самым главным ее оружием стала тишина, которая тянулась следом за ней, словно шлейф.
Все ощущали ее ярость, впряженную в ярмо и готовую к работе, будто призовой бык. Рядом с ней живым копьем шагал Пиньягата, и его могучие руки были свободны и тоже готовы к делу.
— Начнем, — произнесла Бару, перехватывая инициативу.
И все пошло вкривь и вкось.
Унузекоме предостерегающе вскинул руку.
— Пусть сперва иликари благословят нашу встречу!
Отр Тузлучник — огромный, тяжелый — переглянулся с Сахауле, Конской Погибелью, через голову
— Мы пока не бунтуем, — с надменной уверенностью пророкотал великан и расправил плечи. — Пактимонт не дозволяет благословений от иликари.
Сосредоточенный Лизаксу оживился.
— Пактимонт не дозволяет подобных собраний вообще, — возразил он и прищурил свои глаза старого, опытного и очень опасного лиса.
— Почему? — Сахауле пожал плечами. — Мы собрались, чтобы уладить спор между Наяуру и Игуаке. Спор, в который зачем–то… — Взгляд его скользнул по Бару и Тайн Ху, одетых в кольчуги и кожу. — В который зачем–то вмешались вультъягские разбойники. Здесь законные переговоры о мире между великими хозяевами Внутренних Земель. А вы — чужаки.
— Формальность, — ответила старая Эребог, отмахнувшись от слов молодого князя. Она целую ночь напролет совещалась с Зате Олаке, но никак не проявляла усталости. Для политических дел выносливости Эребог хватило бы на двоих. — Они предоставили вам свободу выбора только затем, чтоб вы смогли проявить лояльность, отказавшись от встречи с нами. И если вы намеревались играть в ваши глупые игры, то ваш выбор неразумен.
Наяуру, сидевшая в белом платье меж двух могучих консортов, хмыкнула.
— Странно слышать о неразумности выбора от Глиняной Княгини, чья мудрость оставила ей лишь выбор между бунтом и голодной смертью. Ты продалась Лизаксу за хлеб и цитрусы!
— Ладно, — проскрипела Эребог, устраиваясь поудобнее и словно взвешивая аргумент на обтянутой перчаткой ладони. Бару с трудом одолела страх перед равнодушной пустотой ее взгляда, гробовой снисходительностью к страстям молодых. — Сосед пришел мне на помощь, и я не оставила его без вознаграждения. Ты же решила воевать со своей соседкой Игуаке в угоду иноземному трону. Как следует наградить тебя, а?
Дело следовало взять под контроль.
Бару вклинилась в едва заметную паузу перед отповедью Наяуру.
— Главная пища Маскарада — информация, — выпалила она. Она должна их проконтролировать! Нужно просто использовать свой рост и голос, чтобы внушить князьям уважение. А иноземный «дикарский» вид только к лучшему — он поможет выудить их из моря собственных междоусобиц. — Вам давно все известно. Вы явились сюда, зная, что Пактимонт услышит об этом. Так что теперь совершаете акт открытого неповиновения. — Бару помолчала и обвела взглядом Наяуру, Игуаке и их вассалов. — Сегодня мы встретились, чтобы ответить на один вопрос: присоединятся ли к нашему восстанию князья Внутренних Земель?
Лизаксу еле заметно покачал головой. Бару осознала свою оплошность еще до того, как Игуаке заговорила.
Голос княгини зазвучал отдаленным грохотом тысячи пар лошадиных копыт.
— Но я собираюсь задать другой вопрос, — неторопливо вымолвила она, глядя на Наяуру величаво и грозно, будто устремившаяся вниз молния. — Вопрос моей союзнице, моей названой сестре — женщине, показавшей нам, сколь сильны ее надежды стать королевой.
В зале воцарилась тишина. Игуаке выдохнула и продолжала: