Бару Корморан, предательница
Шрифт:
Некоторое время Тайн Ху молча жевала, сузив глаза.
— Ты ее уважаешь.
— Да, — Бару позволила себе вздох. — Она хитра. И может переиграть меня снова.
— И как ты считаешь…
— Без всяких тонкостей.
Челюсти Тайн Ху замерли.
— Я прикажу убить ее, — проговорила Бару, глядя в глаза своего генерала. — Ее, Отра и Сахауле. Сегодня ночью, в их собственных лагерях.
Тайн Ху смотрела на Бару немигающим взглядом и не шевелилась. В конце концов она отступила к игральной доске, опустилась на колено и оперлась руками оземь. Теперь темнозолотые глаза взирали на Бару со страстной
— Как прикажешь, повелительница, — произнесла Вультъяг, нарушив тишину.
— Нет, — выдавила Бару. У нее запершило в горле, как будто от дыма и выпивки. — Нет, Вультъяг, не ты. Ты не услышишь от меня подобных просьб, у меня есть другое оружие.
Тайн Ху не отводила от Бару пытливого взгляда. Сейчас опасность была в полуоткрытых, губах и в силе дикой пантеры, но следовало быть начеку.
— Ты — Честная Рука, — вымолвила Тайн Ху. — А я — твой генерал, и я поклялась добыть тебе победу любой ценой. От своей клятвы я не отступлюсь. — В голосе ее, прежде спокойном, зазвучал горячий, необузданный гнев. — Я правлю маленьким, бедным и слабым княжеством! У меня нет ни мужа, ни наследников, ни надежных союзов, ни прочных плотин! Мне нечего предложить повелительнице, кроме изворотливого ума и преданности. Не отказывайся же принять мои скромные дары.
Она продолжала смотреть на Бару.
Скользя к краю гибельной пропасти, Бару предпочла поддаться меньшей слабости, чтобы совладать с большей. Сжав предплечье Тайн Ху крепкой хваткой воина, она вздернула ее на ноги — и пробуравила ее взглядом Рыбачки.
— Ты дала мне клятву, и ты — мой инструмент, лучшее мое оружие, — прошипела она со всей яростью, на какую была способна. Наверное, она солгала, потому что успела спрятать истину за красивыми и все–таки правдивыми словами. — Преданность обоюдна, ваша светлость. Я не стану использовать свой лучший меч для того, с чем прекрасно справится яд.
Тайн Ху обнажила зубы и по–волчьи оскалилась, скрывая под ненавистью прочие чувства.
— Повинуюсь, — прошептала она.
И вновь воцарилась тишина. В силе ответного пожатия Тайн Ху чувствовалась благодарность, которую она не могла высказать вслух. Бару хотелось, чтобы тишина длилась вечно, однако Тайн Ху заговорила:
— Только не Зате Олаке. Он — лучший в нашей пактимонтской разведке, но его сеть уничтожена, а сам он сильно изможден и нуждается в отдыхе. И не Отсфир — он весьма нахрапист и прямолинеен. Лизаксу мог бы подойти, но он…
— Философия помешает ему.
— Да. Он — идеалист. Эребог меня пугает. Полагаю, лучший выбор — Унузекоме.
— Его иликари?
— Да! — Тайн Ху дерзко улыбнулась. — Они любят действовать сообща. И прежде никогда не обманывали моего доверия. Твоего, думаю, тоже. Кстати, ты и впрямь звала к себе в шатер Улу Зе составить тебе компанию?
— Ту ныряльщицу? Я не спрашивала ее имени.
— Вот чертовка! — рассмеялась Тайн Ху, ткнув Бару кулаком в плечо.
— Нет! — воскликнула Бару в безуспешной попытке оправдаться. — Я не затем…
— Ладно, храните свои тайны, ваше превосходительство, — произнесла Тайн Ху и посерьезнела. — Унузекоме — беспроигрышный вариант. Но будь с ним очень осторожна.
Бару кивнула и направилась к выходу, но напоследок оглянулась.
— Конечно, ты бы и сама прекрасно справилась с задачей, — сказала Бару, побуждаемая какой–то гибельной, неразумной лояльностью. — Я не сомневаюсь в способностях вашей светлости.
Княгиня низко ей поклонилась. Броня ее вновь была тверда, а взгляд — насмешлив и незамутнен.
— Тогда поверь мне: я знаю, когда лучший способ помочь повелительнице — недеяние.
Стража Жениха Моря расступилась перед ней, освобождая проход, перешептываясь по–урунски и по–иолински: «Справедливость… Справедливость. К нам пожаловала сама Честная Рука».
Унузекоме завтракал в одиночестве, поеживаясь от утренней прохлады.
— Мне нужно попросить тебя об одолжении.
Он поднял взгляд от бумаг и карт. Хмурая озабоченность па его лице сменилась улыбкой.
— Все, что угодно, — ответил он вполне искренне. — Сколько же месяцев минуло с тех пор, как один из твоих замыслов едва не лишил меня жизни, и вот мы опять вдвоем! Что я могу сделать?
Бару объяснила, какие вести принес Зате Олаке, почему Наяуру и ее консорты станут для них балластом и что она решила предпринять. Унузекоме внимательно слушал ее, стиснув губы.
— Тебе скажут, что так в Ордвинне не принято поступать, — заявил князь, когда Бару закончила говорить. — Дескать, нельзя нарушать древний кодекс чести. Но я пережил Дурацкий Бунт и видел, чего стоит соблюдение кодекса чести во время междоусобных войн. Тогда земля в Ордвинне пропиталась кровью…
Как непохоже все это было на реакцию Тайн Ху.
— Ты согласен?
— Да. И, с твоего разрешения, попрошу кое о чем взамен.
Бару ухмыльнулась, отнюдь не разочарованная его прямотой.
— Попробуй.
Унузекоме отодвинул в сторону хлеб, бутыль с вином и резко подался вперед.
— Я организую убийство. А мы вместе поедем на юг, в Уэльтони!
Надо же!
Да, она не забывала о такой возможности и ожидала чего–то подобного — хотя, скорее, от Отсфира.
Унузекоме часто спрашивал ее, отчего Бару решилась на бунт, и добавлял: «на моих картах сказано: Тараноке». Он всегда держался любезно, был уважителен и терпелив, что не мешало ему оставаться князем, никогда не забывающим о власти.
А может, он услышал историю, закончившуюся чем–то еще более желанным, чем неизведанные моря.
— Погоди, дай сказать! — воскликнул он и протянул руки к Бару. Ссадины от канатов на его запястьях поблекли, превратившись в браслеты шрамов. — Просьба, конечно, своекорыстная. Каждый из нас думает о том, чем закончится наша игра, кто станет королем. Но послушай меня: у тебя есть настоящий дар управлять, а я могу предоставить тебе целый флот! Ты будешь повсюду, Бару! А муж и дети помогут получить признание народа! — Он невинно захлопал ресницами и простодушно улыбнулся, дескать: «А я что? Я здесь абсолютно ни при чем!» — В общем, ваше превосходительство, я считаю, что это — рациональное решение. Но я, разумеется, не счетовод.