Бару Корморан, предательница
Шрифт:
По дороге они миновали камеры ожидания. Первая была полна мужчин и женщин, ожидавших оформления и назначения судей. Обвинения, степень риска, характер ареста были отмечены на специальных ярлыках:
ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ СОЦИАЛЬНО-ГИГИЕНИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ.
ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.
ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ РЕЗУЛЬТАТОВ ТАЙНОЙ ВЫБОРОЧНОЙ ПРОВЕРКИ ЛОЯЛЬНОСТИ.
ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.
ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.
ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ
ВЗЯТ КАК ПОДДАВШИЙСЯ КОНТРОЛЬНОМУ СОБЛАЗНЕНИЮ.
В соседней камере находился прикованный к креслу и накачанный наркотиками человек, который стонал от химического блаженства. Чиновник в маске, белой, точно выбеленная временем кость, декламировал нараспев:
— Фалькрест. Маска. Гигиена. Инкрастия. Лояльность. Подчинение.
Раздался удар скрытых цимбалов. Чиновник поднес к лицу человека курильницу, дымящуюся ядовито–желтым. Цимбалы продолжили звенеть — ритмично, ненадоедливо…
— Бунт, — донеслось из–под маски. Человек в кресле пронзительно завизжал. — Восстание. Девена. Химу. Видд…
Новой каретой, предоставленной Бару для возвращения домой, правил пьяный старик. Совершенно выведенная из равновесия, она едва кивнула в ответ на его приветствие.
— Меня зовут Седобородый — из–за бороды моей, ясно дело. Знаю весь город, вплоть до сточных клоак!
Бару плюхнулась на сиденье и лишь спустя несколько минут поняла, что он возит ее кругами.
— Вы бы осторожней, ваше превосходительство, — посоветовал старик, поблескивая синими вороньими глазками в свете фонаря. — А если б я отвез вас в Северную гавань и отдал какому карманнику с ножом? А то с последним счетоводом, которого я возил, вон как кончилось!
— Зате Ява услышит об этом, — прошипела Бару.
Она думала о Погребах и о судьбе, постигшей Сальма. Каково ему было, схваченному среди ночи и отправленному в лагерь ожидания, в яму, в карцер отходящего корабля, чтобы «нормализоваться» под ножом и наркотиками или уж лучше (пожалуй, лучше) умереть в агонии?
Седой расхохотался в ответ сухим, безжизненным смехом безумца.
— Еще бы ей не услышать!
Однако вскоре экипаж остановился у особняка губернатора.
Глава 6
Кошмары Погребов мучили Бару всю ночь. Поутру, кряхтя и ругаясь, она принялась за флотский комплекс упражнений, чтобы воспоминания оставили ее, ушли прочь с потом и мощными выдохами. В конце концов она смогла снова сосредоточиться на ревизии.
Умывшись, одевшись и снарядившись (жилет, кошель, матросские сапоги — своего рода латы имперского чиновника), Бару вызвала Мер Ло.
— Идем. Мне нужно прогуляться и поразмыслить.
В деловитой суматохе они спустились вниз, гремя каблуками по лестнице, — Мер Ло оказался сбит с толку внезапной спешкой, однако подыграл Бару.
— Мне нужно многое выяснить, — заговорила Бару, отсчитывая тезисы на
По мощеным дорожкам губернаторского сада уже гремели сапоги: солдаты гарнизона начали строевую подготовку с рассветом. Раздраженная топотом и воплями сержантов, Бару повернула в другую сторону.
— Следи за логикой. Ордвинн продает в Фалькрест лес, камень, руды и скот.
— Да.
— Прямую выгоду получают лишь несколько князей: в первую очередь те, чьи земли находятся на побережье. Один из них — Унузекоме, Жених Моря, пират. Полагаю, он баснословно богат, поскольку владеет гаванью Уэльтони и имеет доступ к реке Инирейн. Есть еще и Хейнгиль, Охотник на Оленей, друг губернатора Каттлсона. Он вовсе не заботится о деньгах…
— Счетами Хейнгиля управляет его дочь. Предпочитает сидеть в долгу у Фиатного банка — своеобразный залог доверия.
— Интересно. Может, именно поэтому она хотела занять мое место. А кто ее мать?
— По–моему, одна из сестер нынешней княгини Наяуру. Погибла во время Дурацкого Бунта.
— Любопытно. Уже повод для крамольных помыслов. Пригодится, если потребуется напустить па нее Зате Яву.
Они двинулись сквозь лабиринт из живой изгороди, раскинувшийся у подножия северной стены (Бару разгадала его не задумываясь). Вокруг деловито жужжали пчелы.
— И последний из крупных владык побережья — Радашич, Колодезный князь, человек очень легкомысленный, да?
— Ему грех жаловаться, — нейтрально ответил Мер Ло. — Прекрасные земли. Великолепные виноградники. Замечательные сады. С детства рос в доме князя Хейнгиля. Думаю, последнее обстоятельство спасло ему жизнь.
— Но его финансовая политика — это нечто!
Книги Радашича оказались настоящей комедией излишеств. Похоже, он брал ссуды, размышляя, как любой пьяница: «Еще одна не повредит».
— Полагаю, его ничего не тревожит.
— Какая беспечность! Ой, у меня есть идея!..
Минуя жаровню, вокруг которой Каттлсон любил устраивать угощение под открытым небом, Бару подобрала уголек. Она, конечно, испачкала перчатки, но ей было на это наплевать. Недолго думая, Бару полезла сквозь мокрые от росы кусты к белоснежной наружной стене.
— Каждый князь стремится стать могущественнее других. В мирное время сила заключена исключительно в богатстве: простаивающие без дела армии не приносят прибыли и превращаются в дорогие и бесполезные игрушки. Если прямую выгоду от внешней торговли могут получать только трое князей, то прочим нужно искать обходные пути.
— Радашич заметил бы, что радость и довольство жизнью не купишь за деньги. Хейнгиль сказал бы то же самое о чести… Ваше превосходительство, без этого никак не обойтись?