Шрифт:
========== Башмачки леди Гермионы ==========
– 1 - Пролог -
Ей снился чудесный сон. Уже который раз, сознавая, что спит, Гермиона улыбалась и счастливо жмурилась, подставляя лицо нежным солнечным лучам. Влажный тёплый ветер играл с её распущенными волосами, норовил приподнять подол лёгкого платья, который она придерживала руками и улыбалась, счастливо жмурилась… Чьи-то руки обнимали её за талию, бережно, но настойчиво тянули назад, она прижималась спиной к горячей мужской груди под тонкой рубашкой, чувствовала позвонками выпуклые, немного колючие пуговички, ласковый голос шептал на ухо, щекоча мочку, сдувая с виска непокорную прядку. Шептал, что…
Гермиона проснулась от сильного аромата, ворвавшегося в её утренний, тут же забытый, но наверняка самый интересный и познавательный сон сладко-волнительным вихрем. Что? Снова?
Она поставила букетик в баночку с водой и решила всё-таки показать странные растения профессору Стебль.
Помона Стебль долго разглядывала загадочный цветок, вертела и так и сяк, принюхивалась, забавно шевеля носом, растирала пальцами краешки лепестков, откусила кусочек листа и пожевала, потом поводила над цветком волшебной палочкой и пожала плечами:
— Cypripedium calceolus, — вынесла она вердикт. — Орхидея. Только такой оригинальной «туфельки Киприды» я никогда не встречала. Не знаю, дорогуша, есть ли в нём какая-то магия, но то, что вы продемонстрировали нам удивительный образец нового сорта Венерина башмачка — это факт. Коллекционеры дорого заплатили бы за сей экземпляр. В Америке, например, дикий прообраз этого чуда называют «цветки-мокасины», а у нас «башмачки леди» за вот эту центральную часть цветоноса, похожую на туфельку, видите? Вообще-то это ловушка для насекомых: крупная губа с завёрнутыми внутрь краями, в которую попадает насекомое и, выбираясь, опыляет цветок. Какая прелесть! По маггловской мифологии один крестьянин нашёл в грязи башмачок богини Венеры, а тот в его руках превратился в цветок, у которого один из лепестков сохранил форму туфельки, прочие же остались немного запятнанными. Откуда у вас это замечательное растение?
Гермиона только хотела ответить, что не знает, но услышала насмешливый голос Драко Малфоя:
— Наверное, поклонник подарил. Вырастил в горшке корявый цветочек для леди Гермионы, — последние слова прозвучали, как издевательство. Друзья Малфоя, Крэбб и Гойл, гаденько захихикали:
— Ага, леди! Ле-леди Грейнджер! Башмачки миледи Гермионы. Стопчет туфли — будет в цветочных ходить.
— Тихо, мальчики! — строго посмотрела на веселящихся слизеринцев профессор Стебль. — А вы, мисс Грейнджер, заберите ваш загадочный цветок, потом мы обсудим с вами, откуда он мог бы взяться…
*
— Ну что, леди, — смеялись вслед Гермионе слизеринцы, — тебе любовник только цветочки дарит? Или что-то посущественнее? Трусики, анальный секс, куни?
Драко забежал вперёд, преградил ей дорогу, бесцеремонно развернул, прижал к стене, навис над самым лицом, чуть ли не касаясь губами лба Гермионы: — Поцелуи, например? Хороший подарок для леди, — усмехнулся он и начал наклоняться ниже.
Его приятели заржали и заулюлюкали:
— Да, Драко, покажи леди, что дарят настоящие джентльмены, пусть запомнит, помечтает потом, а то её поклонники-замухрышки только по цветочкам специалисты, не приласкают даже. А, может, это она сама себе цветы дарит, кто же позарится на такую ледю?
Гермиона почувствовала руки Драко на своей груди, ахнула, оттолкнула его так сильно, как только смогла, пытаясь влепить пощёчину. Удар вышел смазанным, Драко покачнулся, но удержал равновесие, расплылся в издевательской улыбке, преувеличенно-галантно пропустил Гермиону, посылая в ответ на её гневный взгляд воздушный поцелуй и неприличный жест.
— Ничего так, кошечка, — услышала Гермиона за спиной его гнусный смех и только сейчас позволила своим щекам вспыхнуть румянцем, — сочненькая, не зря Уизли с Поттером её обхаживают, есть что потискать, и в лифчике не пусто, её бы поиметь от души, чтоб попищала, а не цветочки дарить! Застоялась гриффиндорская кобылка.
Несколько
– 2 -
Она смотрела то в окно, то на свои ногти. Океан за белым, чистым, наряженным в тонкую гардину окном кабинета коменданта выглядел величественным, красивым, дымчато-бирюзовым под ослепительно-синим небом Атлантики. Не то, что тот же океан через узкое решетчатое окошко тюремной камеры: свинцово-серый под серым же, хмурым небом, и волны его какие-то суровые, трагические, даже в редкие часы штиля тоскливые — безотрадная картина… Ногти выглядели ужасно, отвратительно, гадко; как она допустила такое? Не просто короткие, а обломанные и обкусанные до мяса; сухие пальцы в заусенцах и царапинах: последние недели заключения дались ей нелегко… Лучше забыть, не вспоминать, она справилась, смогла доказать собственную адекватность, неопасность для окружающих. Адвокаты постарались, связи, друзья, Гарри, конечно, и теперь она смотрит на небо и волны не из тесного, холодного, пропахшего гнилой рыбой каменного мешка, а из комендантского окошка, а через несколько минут выйдет за стены крепости, её переместят на большую землю, домой, можно будет принять горячую ванну, выпить некрепкий кофе с лимоном и фисташковой пастилой, сварить себе овсянку с сушёной земляникой… Или нет, первым делом сделать маникюр, точно! Переодеться — и сразу в салон; никакого экзотического экстрима, никакого модернового дизайна, никаких нарощеных ярких когтей, всего лишь аккуратные блестящие, чуть перламутровые ноготки — мило и прилично, романтично в меру, достойно для неюной британской колдуньи. Перламутр не в моде у современных работающих волшебниц, намёк на вульгарность? Слишком легкомысленно и пошловато? А ей, Гермионе Грейнджер, нравится, значит, именно такой маникюр и сделаем. А потом кофе, ванна, хлопковая пижама, белоснежная постель, сон часов на двенадцать или на сутки. А потом… А потом? А потом…
— Вот, миссис Грейнджер, ваши документы, — в кабинет вошёл комендант, изобразил на лице подобие улыбки, — порт-ключ не понадобится, вас будет сопровождать мистер Поттер. Вы не против? — он разложил на столе бумаги, быстро поставил несколько подписей, печатей, протянул Гермионе перо. Она расписалась и встала, вежливо попрощалась. А что ещё скажешь?..
Гарри ждал её у ворот тюрьмы, бродил по пляжу и перекатывал ногой некрупный округлый камень. Волны сегодня плескались спокойно и безмятежно, играли с клочками водорослей и мусором, пригнанным штормом, даже не верилось, что они могут, оглушительно рыча, разбивая вдребезги белоснежную пену, биться о самые верхние уступы тюремных стен, брызгать солёными каплями в окошки подвалов и нижних этажей крепости… не верилось, что в этом почти идиллическом, тихом мире, искрящемся солнечными бликами на мягких, низких, медленно накатывающих волнах, бывает зло, горечь, обида, разочарование, несправедливость, предательство, отчаяние; и боль, тягостная, гнетущая, может так же, как эти прозрачные ласковые волны, неспешно лизать твои ноги… И так же неспешно и почти ласково лишать рассудка… Изо дня в день, изо дня в день…
— Ты промокнешь! Что ты, Герми? — Гарри схватил её за руку и потащил подальше от воды.
Гермиона сама не заметила, как зашла в волны. Ноги и правда промочила. Эх, туфли жалко, удобные, её любимые.
— Со мной всё нормально, — она поймала встревоженный взгляд Гарри, — просто задумалась. Красиво здесь. Из камеры всё другое.
— Ничего красивого, — Поттер, поёжившись, оглянулся на чёрные стены Азкабана, закрывающие за спиной полнеба. — Не задумывайся так больше, ладно? Пойдём, нам пора, — он протянул Гермионе руку, она крепко сжала его ладонь и закрыла глаза.
Аппарировали они прямо к её дому. Гарри спросил, чем может помочь, намекнул на чай, предложил одолжить домового эльфа, но Гермиона сослалась на усталость, головную боль, извинилась и пригласила Гарри зайти на чаепитие вечером. А с хозяйством она сама справится. Он улыбнулся почему-то виновато и унёсся по делам.
Маникюр, кофе? Сил хватило только на то, чтобы расшторить окна, сдёрнуть в гостиной чехлы с мебели, набрать ванну, раздеться, устроиться в тёплой воде, растворить немного пены с ароматом орхидей и уснуть…