Батя под ёлку
Шрифт:
Дарю ей в ответ волчий оскал.
Ее взгляд становится более сочувствующим, будто я неизлечимо боле ликантропией.
И проникает в меня. Спустя мгновение теплоту ощущаю к ней, несмотря на то, что она разрушила мои планы на праздник.
– Он закрыл дверь, - рассказывает врачу Алена, и при этом тычет в меня. – И я не успела остановиться, ударилась лицом об дверь. Тут же началось кровотечение.
Снова на меня смотрит, сама терпеть не может, а саму так и тянет поглазеть на меня.
Похоже, я неотразим. Звериное
Врач смотрит на меня таким борзым взглядом, будто готова открыть дверь и вытолкать из машины на ходу, чтобы освободить пациентку от боли и ее источника.
Дочь тяжело вздохнула, а я машинально вцепился в жесткое кресло. Так на всякий случай. Мало надежды на то, что меня пожалеют.
Дочь повернула ко мне маленькое личико, а я вспомнил ее сильные руки, понял, что даже эта девочка – маленькая женщина – порождение ада… фу! Женского мира.
Я смотрел на тускло сияющие глаза дочери, и осторожно взял Аришу за руку.
Ее взгляд выражал отчаянье и недоумение, она явно решала – вырвать руку или нет.
– Ариш, котенок, прости меня за всё. За то, что тетку твою обидел, - киваю на блондинку. – Я не со зла, просто не умел никогда общаться с маленькими девочками и опекуншами. Ты ведь моя единственная дочь, у меня другого опыта нет.
– Ты человек без чести и совести, - шипит Алена. – Смеешь врать ребенку.
– Послушай, - хватаю опекуншу за руку. – Будь человеком хоть в праздничные дни, а не… - замолкаю.
– Не кем?.. – шипит рассерженно.
– Прекратите, - врач показывает рукой на Алену. – Вы же врач, должны понимать, что вам показан покой для скорейшего выздоровления.
– Сколько? – рычу я. – Сколько дней ей нельзя нервничать? Когда можно начинать?..
– Две недели!
– О-о, к этому моменту я буду далеко от нее. Могу обещать лишь три дня покоя. А дальше сама-сама.
Алена с трудом скрывает разочарование, вцепившись в меня потемневшим взглядом шипит:
– Когда ты упадешь, я пройду по твоей противной морде лица.
– Жестко.
Инстинктивно сжимаюсь.
Цепенею. Смотрю на нее.
Отмечаю, когда она злится, кажется еще милее и желаннее.
Приезжаем в больницу. Здесь в приемном покое полно народа. Раздражающего.
Тридцатое декабря, многие навеселе, что их и превратило в куклу Ванька-встанька. На улице ударил морозец, вот все неваляшки и завалились. Теперь будут чалиться в праздники в стационаре.
Невежественные глупцы.
Надо было портить себе праздник?
Первых принимают тех, кто на каталках, а нам показывают на стульчики с жесткими сидушками.
– Ждите, - отдают паспорт, зарегистрировав пациента.
Спустя два часа мои нервы сдают – я закатываю сканадал.
Ну как закатываю, отодвигаю того, кто вне очереди, завожу в кабинет Алену, где ее допрашивают, принимала ли она что-нибудь, не бил ли ее кто. Потом
Опекунша нервно смотрит на меня.
– Я не пойду без Ариши.
– Клянусь, что с места не сойду. Никуда я не сбегу с ней.
Девушка бледная с горящим взглядом. Она прямо одержима моей дочерью, и это начинает меня пугать.
Между маленькой девочкой и опекуншей будто пуповина.
Дочь фыркает, касается матери.
– Мама, ты иди, я буду очень громко кричать, если он захочет украсть меня.
– Какая ты у меня сообразительная, - улыбаюсь с гордостью.
Ариша смотрит на меня как на странное существо.
– Проходите уже, - бубнит недовольно врачиха в рентгенкабинете и блондинка пятится спиной к аппарату.
Захлопываю дверь, сажусь рядом с кабинетом.
– Почему ты не приезжал раньше? Ты слышал, как я звала тебя? Давно, - разгибает пальчики. – Пока Алена не пришла, я сидела на подоконнике и просила у неба, чтобы папа пришел и забрал меня.
В глаза будто песок насыпали, я потер их.
Выдохнул. Нужно было как-то выстраивать отношения с малышкой. И возможно, правда была лучшим вариантом. Но мне казалось, что она несмышленый ребенок и ни черта не поймет.
Я усмехнулся и замолчал совсем.
Беспокойство, точившее меня до этого, расплылось огромным пятном на моей совести.
Дочь села рядом и просто положила руку на мою. Я зажал ее маленькую ладошку в своей большой.
Так и сидели, ждали нашу «маму».
Глава 14
Алёна
Я взглянула в последний раз на самое большое сокровище в свое жизни – на Аришу, кивнула ей, чтобы не расстраивать.
И дочь взяла за руку дядю-бандюгана-папу Демида и повела его к скамье, раскинувшейся и пустующей рядом с кабинетом томографии.
Сама же я занырнула в кабинет, и спустя минуту уже лежала в капсуле на обследовании.
Прикрыв глаза, я копалась в своем собственном белье…
Какая награда мне светила, когда я пришла работать в детский дом год назад?
Общение с детьми, дарящее счастье, новый рабочий коллектив, невысокая зарплата, оплачиваемое социальное жилье.
Детки меня успокаивали, вселяли надежду и желание жить дальше, бороться за себя. Их влияние на меня можно было измерять лакмусовой бумагой, если бы такая существовала.
Рядом с ними моя душа излечивалась от многочисленных ран, которые я получила до прибытия в детдом.
Год назад мне стукнуло ровно двадцать шесть, мой день рождения первого января. И в свои двадцать с хвостом у меня за плечами уже находился тяжелый рюкзак с грузом прошлого, он оттягивал мне шею, ломал лопатки и заставлял пригибаться к земле, а не жить полной грудью, как это должна делать очень молодая и перспективная женщина.