Беатриса в Венеции. Ее величество королева

Пембертон Макс

Все это королева хорошо понимала.

IV

Королева дома

Возвратясь в свои апартаменты, она отпустила ожидавших ее там камер-фрейлин.

— Удалитесь, — сказала она, — мне еще надо заняться работой.

Она приблизилась к столу, заваленному документами и пакетами. Одно за другим она открывала и пробегала письма. Но читала как-то рассеянно, и сама, казалось, чувствовала это; не могла сосредоточиться. Губы ее складывались в улыбку, которую можно назвать жестокой, а взгляд был мрачен и свиреп.

Она

вдруг как будто вспомнила о чем-то, бросила на стол письмо, которое читала, встала и направилась к двери. Но, не дойдя до нее, досадливо махнула рукой, и на лице ее выразилась досада: в тени около двери она увидела ту молодую девушку, свою новую фаворитку, которую оставляла при себе и в королевской ложе Сан-Карло, и во время совещания с атаманами.

— Что вы тут делаете, Альма? — спросила Каролина, пытливо вглядываясь в хорошенькую стройную особу. — Я ведь сказала, что хочу остаться одна...

— Я полагала, что приказание вашего величества не касается меня, — мягко, но с оттенком неудовольствия отозвалась Альма.

Лицо королевы в тот же миг утратило мрачное выражение, и она обратилась к девушке мягко, добродушно, почти любовно:

— Да, да, ты не ошиблась, дитя мое. Это я сама спутала. Столько у меня накопилось забот! Все надо обдумать... Видела ты, какую отличную встречу я подготовила французам и какой славный праздник задам всем нашим пустомелям, которые только и ждут наполеоновских войск, чтобы восстать опять против того, кого сам Бог поставил их повелителем, и объявить республику. Ты, кажется, очень утомилась, бедная девочка, — начала опять Каролина, — это я виновата. Хотя, признаться, я надеялась тебя повеселить. Ведь ты никогда не бывала на маскараде. А там, в толпе, случается забавное... я так понимаю жизнь: успевай выполнять все свои обязанности, но не упускай по возможности приятных сторон существования, наслаждений... Впрочем, ты, как кроткая голубка, выросла в горах и лесах... Быть может, тебе кажется непристойным, что королева надевает домино, маску, отправляется на маскарад.

— Я повиновалась воле вашего величества, — тихо ответила Альма.

— У моего величества бывают иногда самые буржуазные капризы, как видишь... Но это ничему не мешает. Говорят, моя рука хорошенькая, маленькая... А она, как бы там ни было, сумеет, если понадобится, и саблю держать, и владеть ею для защиты этого бедного королевства, которое покинули мужчины на жертву своим врагам... Может быть, тебе казалось, что я роняю мое достоинство, смешиваясь с разгульной толпой. Зато ты видела меня и с теми людьми, которые готовы охранять от опасности трон моего мужа и сына.

— Я не смею обсуждать поступки моей государыни, — робко отвечала молодая девушка, опуская глаза, через которые словно в душу проникал ласковый, но испытующий взгляд Каролины.

— Ну, да, вообще сегодня нам маскарад не удался. А прежде случалось, что я там очень веселилась инкогнито. Очень даже бывало забавно. Если бы не эти негодяи, что нынче ворвались к нам в ложу, то ты могла бы поразвлечься. Мне этого-то и хотелось. За тобой бы ухаживали, не зная, что ты дочь герцога Фаньяно. Ты ведь и в маске прелестна. Я, бывало, совсем увлекалась, около меня шутили, хохотали, и я тоже смеялась и дурачилась. Никто меня не узнавал; я сама забывала свое положение, забывала о себе. Другим под маской я казалась простой веселой бабенкой...

— Вашему величеству угодно, чтобы я ушла? — спросила Альма.

— Да, иди.. Ты устала, бедняжка.

Молодая девушка удалилась, сделав низкий реверанс. Королева проводила ее

долгим мечтательным взором, вспоминая свою молодость.

— И я в ее годы была такая же, — размышляла Каролина. — Не дай Бог, чтоб она рано начала влюбляться...

При этом мысль ее перенеслась к молодому человеку, защищавшему их отступление с маскарада, — красавец, смелый.... Настоящий паладин. «Заметки о калабрийских атаманах, прочитанные много ранее, не обманули меня. Его нетрудно зачислить в королевское войско. Раньше, чем поступить волонтером в отряд кардинала, этот Рикардо служил сержантом в королевских карабинерах... Мне нынче особенно нужны подобные молодцы... Надо будет и им заняться. Мне нетрудно будет приручить его».

Она несколько минут раздумывала, словно колебалась, лицо то хмурилось, то прояснялось.

— Ну, так что ж такое! — наконец почти вслух произнесла Каролина. — Я ему обязана жизнью, а признательность — первая добродетель монархов.

Только по сладостной улыбке, разлившейся по ее лицу, иной мог бы заключить, что чувство, охватившее ее в это мгновение, называлось другим именем.

— Он очень красив, бесстрашен, ни перед чем не остановится... Да, такие мне и нужны... Молод, правда, даже слишком молод, что за беда! Мне стукнуло пятьдесят... А Нинон де Ланкло? Да, кроме того, мое положение не то, что у бедной Нинон...

Королева еще не скинула с себя того платья, в котором ее видели атаманы.

Она взяла со стола небольшую серебряную лампочку-фонарь и направилась в дальние апартаменты дворца, не обитаемые и не освещенные.

V

Капитан Рикардо. — Кто он и где он? — Петр Бык

Раненый Рикардо очнулся не скоро после того, как его унесли с мостовой. Он очнулся только под утро и с изумлением осматривал роскошно убранную комнату, в которую попал неведомо как. В таких палатах он в жизни не бывал, на такой мягкой богатой постели никогда не лёживал. Многие предметы, украшавшие комнату, были даже непонятны для него. С потолка мягко светила лампада. Он смутно в полубреду припоминал то, что с ним случилось в эту ночь. Мелькнула мысль о посланном, которого он должен был ждать в Сан-Карло и который, конечно, его не нашел: ему стало досадно и стыдно. Он опять забылся.

Наступало зимнее утро, хотя еще не рассвело. Издалека было слышно, что город начинает шевелиться. Но около Рикардо царила полная тишина... Однако он опять очнулся, и взгляд его упал на картину на противоположной стене.

— О, какая прелесть! — невольно вырвалось у молодого человека.

Картина, находившаяся у самого пола, изображала красивую женщину с обнаженными роскошными плечами и руками. Женщина плавно выдвинулась из рамки, приближаясь к нему.

Он думал, что это ему грезится, что это сон, бред, и стал ощупывать одеяло, кровать, свои руки; но через несколько мгновений от слабости и напряжения мысли опять забылся.

Королева подошла к самой его постели, пристально глядела на него, любовалась, как-то невольно провела рукой по его волосам. Потом зорко окинула взглядом всю комнату и, убедившись, что раненый окружен всем для него необходимым, удалилась через ту же дверь, в которую вошла. Дверь беззвучно заперлась, и ее покрыл висевший над ней гобелен.

Когда раненый проснулся, — его глаза не могли нигде отыскать ни видения, ни картины, ни красавицы.

«Несомненно, все это мне приснилось», — подумал он и пожалел, что то был только сон.