Бег по взлетной полосе

Ру Тори

– Неправда, Кит, ты не сломанный, – всхлипываю, считывая его эмоции, скрытые под маской беззаботности. – Эта татушка не о тебе.

– Эта татушка – напоминание о том, как легко все проср… Потерять. Я сделал ее, когда все, о чем я мечтал и за что боролся, окончательно рухнуло. Чтобы не забывать, кем являюсь.

– Но ты – самый цельный и сильный человек из всех, кого я знаю. Ты преодолел столько трудностей… Давай полностью изменим наши жизни, когда выберемся? – выпаливаю я, и нежность разливается по венам, разгоняет кровь, сбивает пульс с ритма.

Наклоняюсь, обнимаю его за шею и впиваюсь губами в губы.

Земля уезжает из-под подошв, в космосе взрываются звезды, но воздух в легких заканчивается непростительно быстро. В голове гудит, сердце бьется в горле. Кит прижимается щекой к моей груди и обещает:

– Я сведу ее, как только мы свалим этого гребаного урода.

Наш город чудн устроен – Центр на самом деле находится за рекой по соседству с промзоной и полями. Папа говорил, что заречные здания появились первыми, а потом приросшие к ним микрорайоны поползли на восток и сместили стариков на задворки, сохранилось лишь пафосное название.

Только что мы ничем не примечательными тенями проскочили мимо отделанного стеклом и пластиком ТРЦ, но за пыльными кустами едва не угодили в болото.

Престижный и крутой жилой комплекс «Победа» расположен всего в нескольких автобусных остановках от окраины – Кит знает все козьи тропы и рассказывает городские легенды, пока мы пробираемся сквозь темноту. Я слушаю его, раскрыв рот. Потому что Кит, он… Совсем по-иному видит мир. У него огромная душа и доброе сердце. Он потрясающе интересный. Он нереальный.

Возникшее дежавю даже в минуты отчаяния вызывает радость: мы посреди страшной сказки, но мой лучший друг, надежный и добрый, сможет победить самых злых колдунов и защитить от коварной Бабы-яги…

Во дворе жилого комплекса безлюдно, стоянка под завязку забита до утра осиротевшими авто – их хозяева давно сидят по домам.

Сверчок надрывается в подвале, листья чахлой березки шуршат на ветру. Кит смело идет вперед, а я мешкаю: что-то противно копошится в желудке. Комкаю и без того мятые листовки с нашими перекошенными физиономиями, сорванные мною со столбов, и кошусь на неспящие голубоватые окна ненавистной квартиры. Правда в том, что я боюсь гребаного урода. Я очень сильно его боюсь.

Кит отдает мне рюкзак, набрасывает капюшон и решительно направляется к стоянке. В его руке сверкает заточка, и до меня доходят его намерения.

Бегу следом и громко шиплю:

– Ты что делаешь, Кит? Не надо! Это же потянет на уголовку! Там камеры!

– Они не работают. Я перетер тогда с вашей соседкой. Стал бы я тут рожей светить, если бы они записывали…

Отстаю, грызу губы, затравленно оглядываюсь и, вцепившись в рюкзак, дрожу от бешеного азарта.

Кит быстро шагает к воротам, но внезапно спотыкается, резко тормозит, отшатывается и рявкает:

– Дерьмо!

Прищуриваюсь и вижу небольшую кучку в нескольких сантиметрах от носка его кеда. И начинаю хохотать.

– Это лабрадор из корпуса напротив. Его здесь выгуливают,

несмотря на протесты мамаш. Это он оставляет «мины»!

– Так. Концепция меняется! – гогочет Кит, в два прыжка подбирается к байку Игоря, срывает чехол, накрывает им кучку и от души топчется сверху. Наклоняется, сморщив нос, берет чехол за самые краешки, возвращает на место и удовлетворенно скалится.

Мы прячемся за детской горкой – близко, но свет фонаря не добирается до нашего укрытия.

Окна на высоте поочередно гаснут, спустя пару минут Игорь выходит из подъезда и вразвалочку чешет к стоянке. В одной грабле он держит телефон, а второй прижимает к бочине шлем, умудряясь крутить на пальце ключ с брелоком.

Омерзение, страх и ненависть поднимаются из самых глубин души, я цепляюсь за плечо Кита, но он лишь отмороженно ухмыляется в предвкушении. Его спокойствие передается и мне, и я тихо смеюсь.

Все-таки он ненормальный. Но я его очень люблю.

Игорь мерзко ржет, вальяжно растягивает окончания и матерится в трубку. Напрягаю слух, и в тишине летнего вечера до меня долетают слова:

– Да, бро, осложнения. Эта сучка малолетняя доки сперла, а люди ждут, репутация фирмы страдает. Анька обзвонилась с утра: «Где Яна, дай мне Яну». – Он пищит, изображая мамин голос. – А Яны нет. Да не, не передумала, это я передавил слегонца. Хотел мелкую манерам поучить, а она слиняла. Ищу ее, весь город на уши поставил! Местным алкашам баблишка подкинул, они сочинили для ментов складную байку про ее пацана. Анька рвет и мечет, говорит, сил не пожалеет, чтобы уродец сел. А как еще? Шумиха нужна, чтоб Янка и он метаться начали. Вован своим орлам уже указания дал… Молчать про меня девка будет только от страха, что с пацаном на «малолетке» что-то может случиться. Ну ты же знаешь, я такого не прощаю. А что еще с Аньки поиметь? Только ее саму? Сомнительное удовольствие, бро. – Он опять дебильно ржет над тупой шуткой.

Во мне вскипает злоба, ярость и желание убить гребаного урода, но Кит накрывает мою руку своей и слегка сжимает.

Игорь прячет телефон в карман кожаной куртки, вешает шлем на руль, царственным жестом сгребает чехол, но тут же дергается, отбрасывает его, нюхает ладони и матерится.

С восторгом наблюдаю, как Игорь, растопырив пальцы, в отчаянии мечется по стоянке и воет. На это можно смотреть вечно!

– Упырь вляпался в дерьмо… – Смешок Кита обжигает мое ухо. – Ну как? Отлегло хоть немного?

Хохочу как больная, на глазах проступают слезы благодарности. Я бы удушила Кита в объятиях, но Игорь резко оборачивается и, набычившись, ковыляет в нашу сторону.

Быстро покидаем наблюдательный пункт и убегаем. Кит – веселый, свободный, беззаботный и абсолютно счастливый, тянет меня за собой по пустым, известным только ему переулкам.

Я словно попала в кино: играю роль подруги парня-индиго, рядом с которым отключаются закон всемирного тяготения, страхи и боль.

Но леденящая душу реальность настигает и перекрывает кислород.