Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Профессор Шульц?
– Гидеон? – он стоял возле входа в хранилище и удивленно на меня смотрел.- Я смотрю, мы с вами стали часто сталкиваться в Темпле. А ведь раньше мы даже друг друга не знали, будучи в одном здании.
Он засмеялся, удивленный превратностями судьбы. Я замялся, не находя в этом ничего интересного: бывает такое, я бы даже сказал, бывает и не такое.
– Что вас сюда привело?
– Да так. Один предмет нужен. Дядя забрал мой персидский кинжал. Я понимаю, что он принадлежит Ложе, но я очень привык к нему. Очень хороший кинжал. Оружие удобное. Такое
– Кинжал? А зачем вам кинжал? – я пытался придумать новую ложь, взамен правды, что в последний раз этим кинжалом я открывал банку анчоусов, а еще что на самом деле он вовсе не нужен. Мне нужен камень, который хранился в сейфе.
– Понимаете, я никогда не прыгаю в прошлое без оружия. А оружие у меня должно быть. Сами помните, пару недель назад меня избили, а я даже защититься не мог.
– И вы решили, что кинжал бы вам помог тогда? – он смотрел на меня как на мальчишку, выпрашивающего у учителя рогатку.
– Да. Думаю, помог. По крайней мере, с ним спокойней. А вы зачем здесь?
Мне хотелось сменить тему и прекратить оправдываться.
– Я к портрету! Дама в Бордо все манит меня.
– Дама в Бордо. Портрет здесь?
– Да, мистер де Виллер выкупил его на прошлой неделе у барона Скайлза. Говорит, что такими артефактами грех разбрасываться. Теперь портрет в хранилище, во второй секции, кстати, рядом с кинжалом.
Он рукой пригласил войти во вторую секцию, которая напоминала музей и библиотеку одновременно. Холст сразу при входе бросался в глаза, так как картина была большая, по крайней мере, сейчас мне так казалось. Шульц мечтательно, как влюбленный мальчишка, пришедший на свидание, с улыбкой на губах откинул ткань и уставился на портрет. Я же наоборот отвернулся, будто передо мной открыли разлагающийся покалеченный труп. Я ненавидел портрет. По крайней мере, в таком виде я Гвендолин не переносил. Картина отталкивала, напоминала слишком много страшных моментов, которые я с удовольствием удалил бы из своей памяти. Пока Шульц зачарованно разглядывал холст Гейнсборо, я открыл большой сейф, с помощью ключа, взятого у миссис Дженкинс: камень лежал рядом в специальной коробочке, чуть ниже валялся персидский кинжал. Я схватил оба предмета.
Фасад дома был привычен - я был здесь не раз, и всегда по разным поводам и с разными эмоциями. Когда-то скучающий приходил за Шарлоттой, когда «встречался» с ней, когда-то встревоженный и сладко предвкушающий встречу – это я приехал к Гвен после того, как она очнулась, и мне нужно было рассказать, кто она, а заодно поверить своим глазам, что мне всё не привиделось, и она жива и здорова. Сейчас я не хотел идти, но мне нужно было провести с Гвендолин последние минуты, чтобы потом не мучиться, ибо я упустил шанс побыть с ней чуть дольше. Рафаэль прав, у нас отличный тандем мазохиста и садиста.
Дверь открыл мне дворецкий и пригласил внутрь. Я слышал, как кто-то наигрывает на пианино мелодию песни «Аллилуйя» - достаточно просто и с ошибками, порой попадая не в такт, но зато исполняющий делал это проникновенно и грустно. Это трогало за душу, что неосознанно я закрыл глаза и мысленно начал подпевать:
Может, здесь я и бывал,
По этой комнате шагал,
Но без тебя не знал судьбу другую.
Твоим победам нет числа,
Но
Она разбита в звуках “Аллилуйя”!*
– Гидеон? – я открыл глаза и увидел перед собой красивое лицо Шарлотты. Она удивленно смотрела своими голубыми глазами, которые были красивы, но не так притягательны, как у Гвен, и не такие голубые. У Гвендолин они были больше в синеву с темным ореолом зрачка и серебряными вкраплениями, а когда она злилась, то они напоминали море Италии из моего детства – мои счастливые времена и воспоминания.
– Ты что здесь делаешь?
– За Гвен приехал, на элапсацию забрать.
– Понятно. Она в гостиной на пианино бренчит, – она состроила кислую мину. – Никак не дойдет до нее, что талантом и умением не блещет. Только инструмент мучает.
В этот момент мелодия зазвучала неверно, будто в подтверждение слов Шарлотты; девушка довольно улыбнулась.
– Я уже час слушаю это. Пойдем, отведу тебя к ней, – она с королевской осанкой развернулась, сделав изящное движение рукой – поправив волосы, после чего грациозно направилась в гостиную. Я в очередной раз отметил красоту Шарлотты, как некое произведение искусства. Если бы нее спесь и самодовольство граничащее с хамством, то… То что, Гидеон? Ты бы влюбился? Смог ли ты полюбить Шарлотту, как Гвен? А ведь когда-то ты считал, что ее любишь. Сейчас я понимаю, что это было равносильно, как лужу называть океаном. Хотя в луже тоже можно утонуть, если постараться.
Музыка все громче звучала при приближении к дверям. Я видел силуэт Гвен за пианино, она на мгновение прервалась от игры и чем-то занималась – разобрать нельзя было издалека. В этот момент меня накрыла боль и злость: в свои последние часы пребывания дома она сидит, играет на рояле и мечтает о жизни с другим. Никаких слез и прощаний. Твой личный слуга Гидеон всё устроит, не волнуйся. Аллилуйя, Гвен! Ликуй, радуйся. У тебя же жизнь налаживается.
Что же ты так грустно играла?
Шарлотта обернулась и улыбнулась мне.
– Как у тебя дела?
– Ничего. Нормально…
– Ты выглядишь очень уставшим и вымотанным. Может тебе чем-нибудь помочь?
В эту минуту я почувствовал пронзительную боль в сердце, такую ощущаешь, когда стоишь на берегу и видишь, как твой корабль уплывает. В этот момент навалилось страшное осознание своего одиночества и беспомощности: мне нужен кто-то. Пускай я не буду никого любить, но я хочу быть любимым; это усталость, когда отдаешь всё, но ничего не получаешь взамен. Черная дыра эмоций. Я теперь инвалид в отношении любви. Кому я буду нужен неспособный любить?
Тонкая изящная рука Шарлотты легла на латунную ручку стеклянной двери и с достаточной силой нажала на нее, открыв дверь в гостиную. В этот момент я выпалил: «Что ты делаешь вечером? Может, сходим куда-нибудь?»
Такое лицо у Шарлотты я еще никогда не видел, она шокировано, даже с испугом, посмотрела на меня, при этом оглянувшись на Гвен – девушка сидела, замерев за пианино. Я понимал, что делаю глупость. При том Гвен точно слышала меня. Но она должна понять, что, когда исчезнет навсегда из моей жизни, если никого не будет рядом, я просто совершу суицид. Мне нужен кто-то, кто мог бы одарить своей любовью, не смотря на поломки внутри меня. Шарлотта была идеальной кандидатурой.