Бег времени. Тысяча семьсот
Шрифт:
– Милорд, - я присела в недолгом поклоне. Мы теперь на одной ступеньке, старикашка! Выкуси! – Какая честь видеть Вас сегодня.
Он ухмыльнулся, явно не веря моей радости. Весьма правильно, граф. Не верьте не единому моему слову, и я смогу говорить вам правду каждую секунду.
Он увел меня в сторону от лишних ушей, но продолжал все так же непринужденно вести со мной беседу, словно ничего необычного не происходило. Мне оставалось лишь играть по его правилам.
Бенедикт был отправлен на какое-то задание Хранителей, и я была абсолютно безоружна перед могуществом графа. Каждую секунду
– Что-то случилось, милорд? Мой супруг, - я сделала ударение на последней слове, словно это чем-то могло мне помочь, - говорил, что вы все должны быть на каком-то важном собрании.
Граф напрягся, словно я раскрыла все карты разом, и все они оказались тузами.
– Надеюсь, мой дорогой друг не рассказывает вам больше, чем вы способны понять, милейшая, - сквозь зубы прошипел он, вперившись в меня взглядом. Я ухмыльнулась в ответ.
– Бенедикт слишком верен Вам, чтобы даже упоминать о Ложе.
– Что ж, он гораздо умнее Вас, - удовлетворенно произнес Сен-Жермен, чем еще больше вызвал мой гнев на него, - Но все же и он попался на удочку женского обаяния, что никогда не было его сильной стороной.
Я старалась не смотреть ему в глаза, наблюдая за тем, как в центре зала танцуют пары. Они веселились, забывая о том, что где-то там за дверью, а возможно даже в пределах дома, есть темная сторона этой жизни. Что-то большее, чем они могли бы представить. Тайные ордены, заговоры и древняя, как время, магия.
– Я знаю Ваше отношение к любви, граф Сен-Жермен, - вы разрушили однажды все то, чем я грезила. Вы дали ему повод стать тем, кто разбил мне сердце, - К сожалению, мне уже пришлось выслушать вас однажды. Это был не самый приятный разговор, смею заметить.
Граф, однако, лишь рассмеялся.
– Я что-то не припоминаю этого разговора.
– И не припомните. Он состоится лишь в 1787 году. 30 лет спустя вас ожидают весьма интересные вещи, милорд.
Например, осознание, что я обводила вас вокруг пальца все это время вовсе не в своих попытках убедить, что я – Рубин. Шарлотта Монтроуз выглядит совершенно по-другому.
– Ваши попытки убедить меня в том, что вы последняя из двенадцати не увенчаются успехом, милая. Вы лишь мошенница. И не думайте, что ваше замужество сможет долго скрывать вас. Рано или поздно ваша голова окажется на плахе.
В тот вечер мне совершенно не спалось. Я лежала на кровати, распластав руки в разные стороны, и считала линии на бордовом балдахине, стараясь не думать о будущем и о прошлом. Но мысли все равно пробивались сквозь мою защиту, внушая мне лишь страх. Я думала о том, как продолжали жить все те, кого я когда-то знала. Скучали ли они по мне так же яростно, как я? Смог ли Гидеон собрать кровь всех путешественников? Сильно ли менялся мир по другую сторону учебника истории, с каждой секундой обновляя базу данных всемирной сети?
Настигнутая этой ностальгией, я бросилась к тумбе, где хранила свой старый школьный рюкзак – единственное напоминание о жизни, что у меня была. Что не давало мне усомниться в том, что это не сон, что 21 век вовсе мне не приснился.
В нем лежали мои старые тетради с эссе, цветные ручки, крем для рук,
Я держала его в руках, как драгоценность, словно он был необычайно тонким хрусталем. Боялась, что вот еще секунда, и он растает в воздухе, как будто его никогда не было. Боялась и того, что он сломался, что экран не загорится, освещая темный угол, в котором я сидела, но вот приятный свет оповестил меня о том, что телефон всего лишь нужно разблокировать. Зарядки оставалось процента на два меньше, чем когда я его отключала – 75 %, хватит на весь день, при жесткой экономии даже на полтора. Но мне нужны были лишь фотографии. Все мои воспоминания. Мама, Лесли, Ник, Кэролайн. Тетя Мэдди. Шарлотта и тетя Гленда. Гидеон.
Он даже не подозревал о том, что я его фотографирую. На его лице безмятежная улыбка, он лежит на софе в подвале 1956 года. Глаза закрыты – он слушал музыку.
Прекрасен, как всегда.
Такой далекий, совершенно не мой.
Забыл меня, как и следовало, ведь я раскусила его план – план, который подсказал ему сам граф Сен-Жермен. Я по уши влюбилась в Алмаз, совершенно забывая, что Алмаз еще и Лев -хищник, что бросается на жертву, совершенно об этом не предупреждая. Я пала, как пала до этого Шарлотта. А я то, глупая, верила в то, что чувства искренни!
Мое сердце вновь горело, оно иссыхало, рассыпалось пеплом и казалось, огонь распространяется и дальше по всему телу. Мне хотелось срастись со стеной, больше никогда ничего не чувствовать, стать никем, ничем и всем одновременно. Но огонь распространялся на весь этот мир, становясь для меня ядом. Убивая себя и дальше, я отыскала в рюкзаке наушники и включила на всю громкость единственное, что было сильнее простых воспоминаний. Закрыв глаза, я слушала Hallelujah, все сильнее убеждаясь в собственной беспомощности. До боли знакомые звуки песни, яркой вспышкой напомнили мне 21 век: с его вкусами, запахами, огнями, скоростями и родными мне людьми. Знаете, словно я была в темноте и глянула на свет, и увидела прекрасный мир, где много-много красок. И от этой красоты стоит адская резь в глазах, будто она ввинчивается через зрачок и глазное дно в самый центр моей головы, словно пытается запечатлеться там навсегда. Но стоит закрыть глаза, и я снова вижу образы, снова скучаю по свету и снова привыкаю к темноте…
Я спала, когда кто-то аккуратно вытащил у меня из ушей наушники и тут же отбросил их в сторону.
– Милая моя, что же случилось? – приятный голос, так похожий на голос Гидеона, окутывал меня словно теплое одеяло. Я открыла глаза, чтобы иллюзия рассеялась и увидела перед собой обеспокоенное лицо Бенедикта. Он чуть ли не с ужасом смотрел на включенный мобильный.
– Будущее, - просто ответила я. Понимание озарило его лицо.
– Но почему Вы плачете?
– Потому что будущее мне больше не принадлежит, - я выключила телефон и забросила его в рюкзак, оставляя себя беззащитной. Чтобы не рассыпаться на части, я обняла себя руками. Было безумно холодно. Моей душе было невообразимо холодно.