Бег времени. Тысяча семьсот

Oh panic

Нельзя всю жизнь оставаться испуганным ребенком, закрывая глаза на то, что ждёт впереди. Только знание правды даёт человеку силу. Каким бы горьким это знание ни оказалось.

Харуки Мураками. 1Q84

Начало моей первой ночи в качестве законной супруги графа Бенедикта Бенфорда II было больше похоже на фарс, чем на брачную ночь, о которой мне рассказывала мадам Деверо, утопая, кажется, в своих собственных мечтах. Мне было непонятна традиция: всем составом вносить мужа в спальню, при этом громко улюлюкая и выкрикивая разные слова, мало похожие на человеческие. Это было похоже на представление, и я чувствовала себя клоуном, шутку которого

поняли все остальные, но не он. Так что все, что мне оставалось – это с широко открытыми глазами смотреть, как толпа веселится, неся изрядно подвыпившего и распевающего песни Бенедикта. Он кричал им что-то в ответ, глупо хохотал, и в какой-то момент мне пришлось прикусить себе язык, чтобы не закричать всем им, чтобы они выметались из моей спальни, включая и в стельку пьяного «новоиспеченного» супруга. Граф Сен-Жермен усмехался, следуя за толпой, и его усмешка вовсе не была забавной, она источала яд, что подпитывал это «веселье».

Но даже тогда, когда гости наконец-то покинули нашу спальню, я не смогла вздохнуть спокойно, напряженно наблюдая за нескоординированными движениями Бенедикта, который пытался расстегнуть жилетку. Он чертыхался всякий раз, когда его пальцы соскальзывали с золотых пуговиц.

– Не хочешь помочь своему мужу? – наконец-то произнес он так, словно я давным-давно должна была додуматься до этого сама.

– Нет, - с вызовом ответила я и отвернулась, не желая смотреть на это убогое зрелище, достойное лишь погорелого театра с пропитым актерским составом.

– Славно, - таким же тоном ответил он, отчего мне стало еще больше не по себе. Я заперта в комнате со своим супругом – изрядно пьяным, отчаянным ловеласом, знаменитым на весь Лондон своими выходками – и даже, если я буду звать на помощь, никто не придет, ведь вся моя жизнь теперь заключена в руках Бенедикта.

– Я тебя не трону, я не нарушаю своих обещаний.

Я вздрагиваю, не ожидая услышать такое, но все же поворачиваюсь в его сторону. Он смотрит на меня, грустно улыбаясь, словно жалеет о том, что он здесь.

– Спасибо, - просто ответила я, понимая, что была, не особо способна на что-то другое. Этот человек спас меня от смерти, прикрывая своим телом, совершенно безвозмездно. С одной стороны, эта сделка более невыгодной была именно для него – он женился на девушке, которую рано или поздно казнят за измену короне – или что они там могут придумать? – связал себя узами брака с той, что ничего не может ему дать, кроме большой кучи проблем.

– Ты знаешь, я ни разу не пожалел о принятом решении. Я бы отказался ото всего, если бы это спасло твою жизнь, - словно прочитав мои мысли, продолжил Бенедикт, наконец-то перестав пытаться расстегнуть жакет. Он повернулся на бок, подперев рукой голову, и теперь смотрел на меня уже без тени улыбки.

– Как серьезно, - усмехнулась я. Спокойствие возвращалось ко мне вместе с необычайной легкостью. Я понимала, что даже в таком состоянии, Бенедикт навредит мне не больше, чем муха броневику.

– Как ты всегда говорила? Я же сама серьезность?

Его смех лишь еще сильнее ослабляет путы, которыми я была окутана. И в этот момент мне кажется, что у меня никогда и не было другой жизни. Я всегда была тут, рядом с этим человеком, он рассказывал мне сказки, в которые мне хотелось верить. В них были огромные летающие птицы и магия, что давала жизнь предметам. В ней не было масштабных войн, грязь и распущенность скрылась в подвалах. Там был мир и покой.

Дым рассеялся, оставив меня тонуть в своем спасении – я достигла дна и совершенно не заметила боли от столкновения.

Шарлотта Бенфорд, добро пожаловать в этот мир.

***

Первые дни были особенно трудными. Мне приходилось сопровождать Бенедикта на балы, концерты, суаре, бывать в салонах, которые раньше я хоть как-то

могла избегать. Теперь же я стала частью этого вечного празднества, ярмарки тщеславия, как графиня Бенфорд, что должна следить за делами мужа и быть его опорой во всем и везде. И хотя в большинстве случаев, меня провожали изумленными взглядами, когда понимали, что я вовсе распущенная девочка и что граф женился вовсе не потому что, что его кто-то припер к стенке, мне все больше это нравилось. Сбросив оковы, мне можно было дышать полной грудью. Я больше не была одна, Бенедикт вел меня сквозь тьму к яркому свету.

– Как она смогла его окольцевать? Без черных месс и сатаны не обошлось, не иначе…

– Интересно, а в церковь она ходит? Или у нее личный духовник?

– Не знаю, может и есть, но только в постели. Слышала, у нее была куча любовников.

– Куча любовников? Вы шутите! Она же ничем не примечательная!

– И как мог он променять меня на эту унылость?

– Успокойтесь. Возможно брак их формальность, и вы скоро вернётесь к нему. Кто знает? Возможно у нее за душой целое состояние?

– Если только этим можно оправдать ее простоту лица.

Едкие слова слышались со всех сторон, но отскакивали от меня, словно горох об стенку. Смеха ради я даже завела себе тетрадь, где чуть ли не каждый день появлялись записи о том, какую на сегодняшний день придумали легенду о моем происхождении служанки или же придворные дамы, заезжающие ко мне на «чай», а точнее, чтобы получше узнать меня.

Моей самой любимой версией было то, что я рабыня, привезенная графом из дальней Америки, где в это время американцы, вчерашние британцы, боролись за свою независимость. Итак, я оказалась некой версией Покахонтас, дочерью взятого в плен вождя индийского племени. Отсюда и вытекали все мои варварские замашки и иногда несомненное незнание этикета или же разного рода неизвестные им словечки. Граф Бенедикт же взял меня в жены, потому что ввез в страну как часть контрабанды и вот теперь, чтобы отогнать от себя всякие сомнения, и вынужден перейти к таким мерам.

Мне было плевать, что думали эти дамочки, они ни черта не смыслили в жизни, были глупы от природы и все, что было важно для них – это какого фасона и цвета будет их очередное платье на бал у какого-нибудь графа или лорда. Именно поэтому большую часть времени я проводила в компании мужчин, ведающих в науке, политике или истории. И хотя я сама-то ни черта не понимала, все же слушать их было куда приятнее, чем о том, что какой-то портной при каком-то дворе не смог правильно подогнать платье под чье-то тело. Чаще всего из-за того, что эти самые «леди» были убеждены в своем собственном совершенстве и избивали портного веером, стараясь «привести его в чувство», не забывая пересказать ему всю свою богатую репутацию и происхождение, опуская человека еще ниже его положения. А еще меня бесила их уверенность в своей святости, когда они совершали «благотворительные дела» ака подвиги, достойные греческих богов. Хотя бы вспомнить с каким блаженно-мученическим видом они щипали корпии, раздергивая ткань на отдельные нити, чтобы получить массу, используемую при перевязках в военных госпиталях, поскольку вату для подобных целей будут применять гораздо позже, не в этом веке.

Но в один из таких вечеров, проводимых уже в Манор Хаус, под предводительством мадам Деверо, мне пришлось притворяться. Граф Сен-Жермен, появившись, как всегда, словно из воздуха, явно был бы не доволен тем, что я стараюсь поддерживать беседу с мужчинами, да еще и о науке, которая, по его мнению, была недоступна для глупых куриных девичьих мозгов.

– Как вижу, вы хорошо проводите время, леди Бенфорд? – елейным голосом спросил он, прерывая мою тираду о неуслужливых портных. Я повернулась к нему, стараясь сохранять все то же наигранное приподнятое настроение.