Белая королева для Наследника костей
Шрифт:
— Я хотела попросить твоего разрешения присутствовать на Вороньем празднике через три дня в Тархоле. Только за этим и пришла.
Раслер с потерянным видом отступает, смотрит выше моего плеча. Кажется, не одна я чувствую себя сорвавшейся с цепи псиной. Мы оба только что пали перед напором своих слабостей, и нам обоим предстоит как следует поработать над защитой, чтобы этого больше не повторилось.
— Вороний праздник? Что это?
— День, когда мы отдаем дань нашим предкам и почитаем ушедших богов.
— Я поеду с ней, если желаешь, — напоминает
— Кэли, уйди, — приказывает Раслер. — И не показывайся мне на глаза, пока не позову.
Она и правда исчезает, забирает с собой наше смятение и оставляет лишь пустоту, полную наших горьких воспоминаний.
— Тебе не нужно мое разрешение, Белая королева, — отвечает он. — Прости, что испортил платье.
— Больше никогда не притрагивайся ко мне, Раслер, — прошу я. — Мы оба знаем, что это уничтожит нас.
Он вскидывает голову, приоткрывает губы, чтобы что-то сказать — но так ничего и не произносит. Неловкое молчание затягивается, и я делаю то, что давно пора было сделать: ухожу.
И лишь когда он остается далеко позади, даю волю слезам. Мне нужно бежать от него. Чем раньше — тем лучше.
Глава девятая: Мьёль
Все дни до долгожданной встречи я провожу будто в тумане. Топлю неприятные мысли в повседневных заботах: присматриваю за слугами, проверяю кладовые, принимаю отчеты у строителей. Самые большие дыры в замковой стене уже заделаны, но пройдет еще много времени, прежде, чем мой дом станет таким, как прежде. Но мне приятно думать, что этот день когда-нибудь настанет.
Раслер меня избегает, и я несказанно этому рада. После того, что случилось, мне невыносима сама мысль о том, что наши взгляды пересекутся. Его прикосновения доказали, что этому человеку ничего не стоит подчинить меня своей власти. А быть его пленницей не только физически, но и духовно — последнее, что мне сейчас нужно. Я всегда умела контролировать свои чувства. Я всегда была сама за себя. И только поэтому выжила.
— Что это? — спрашиваю я кухарку, рассматривая пирог к обеду.
— С яблоками и творогом, — лепечет она, то и дело вытирая пухлые ладони о передник.
— Добавь меда, когда будешь подавать к столу, — говорю я, вспоминая, что Раслер любит сладости. Кажется, это его единственное уязвимое место. И мне хочется угодить ему, хоть это и идет вразрез со всеми моими попытками никак не вмешиваться в его существование в стенах моего замка.
Я одергиваю себя за миг до того, как мои мысли непозволительно близко подкрадываются к воспоминаниям о его пальцах у меня между ног.
— Конечно, моя королева. — Кухарка раскланивается и отступает с моего пути.
В комнате меня уже ждет приготовленный для вечерней вылазки наряд. Ничего вычурного: темная расшитая серебром сорочка, туника цвета ночного неба в лунную ночь. Из всех украшений: только тяжелый пояс из заточенных
Служанка помогает мне одеться, собирает мои волосы в косы, завивает их в тугой узел на затылке. А потом спрашивает:
— Маска, моя королева, где она?
Мне хочется врезать себе подзатыльник за эту непростительную забывчивость. Конечно же, маска ворона.
— Я не помню. — В голове, как ни старайся, нет ни единой мысли.
— Возможно, среди вещей твоей матушки? — украдкой предполагает горничная, и я охотно хватаюсь за эту мысль.
Конечно, где же ей еще быть, как ни там. В последний раз мы чтили предков… в тот год, когда ее не стало. Пять лет назад. Или шесть? Я морщусь, потираю виски, пытаясь вспомнить такую простую и важную вещь, как смерть собственной матери, но ничего не получается. Я помню лишь красные, как кровь, лепестки дикой розы на белом снегу, когда кто-то вел меня через сад в нашу семейную гробницу. Помню, что рука эта была крепкой, надежной и немного шершавой. И мне было спокойно. Потому что я знала: меня больше никогда не посадят на хлеб и на воду в угоду фанатичному жрецу.
Комнаты моих родителей находятся в южной башне. До того, как замок был разрушен, пройти туда не составляло труда: всего-то два пролета и несколько лестниц. Но теперь, чтобы добраться туда, мне придется идти в обход. И самое главное препятствие на этом пути — деревянный мост, подвешенный на веревках вместо рухнувшего каменного.
— Я сама, — говорю я, видя, как отчаянно горничная сдерживает дрожь. Никто в здравом уме не пойдет туда. Слишком велик риск упасть. — Можешь идти.
Мне нужна эта маска, чтобы затеряться в толпе. Значит, я пойду за ней, несмотря на риск.
В замке непривычно тихо. После заката солнца слуги спешно расходятся по своим комнатам и не высовывают носы. Мне легко понять их, ведь именно ночь — время, когда воины армии моего мужа сбрасывают свои человеческие личины и превращаются в мертвецов, которым не нужны глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Я слышала, что несколько дней назад пропало двое строителей, а вчера — помощник кузнеца. Тела так и не нашли. И с чьей-то легкой руки по замку пополз слух, что их плоть и кости сожрали воины нового Короля Севера.
Я пересекаю коридор, прислушиваюсь к собственному частому дыханию и осторожным шагам. Пламя свечи беспокойно танцует на фитиле, то почти затухая, то распаляясь. От его странной пляски на стенах начинают кривляться тени, тянут ко мне свои уродливые руки.
Иду быстрее, а потом срываюсь на бег. Темнота сгущается вокруг меня, почти проглатывает пламя свечи… И я замираю около моста. Пропасть под ним наполнена темнотой, их которой доносятся странные шепоты. Я запрещаю себе их слушать, просто становлюсь на деревянную перекладину и иду вперед. Шаг за шагом, не раздумывая и не оглядываясь. Ветер раскачивает хлипкую лестницу, и она брыкается у меня под ногами.