Белая королева для Наследника костей
Шрифт:
Я был подавлен и разбит. Потому что не сомневался, что ничего подобного со мной уже не случиться. Что за шесть лет блужданий в Грезах я выстроил достаточно крепкие стены вокруг собственного сердца. И уж точно Мьёль была последним существом на земле, кого я бы подпустил к себе в качестве… любовницы? И все же она нашла лазейку, и как я ни пытался, так и не смог понять, какую. Очевидно, мои бастионы потерпели самое сокрушительное поражение из возможных. Хотя я все еще надеялся создать видимость безразличия. Физическое влечение — это просто желание
— Уверена, что сможешь ехать верхом?
— Абсолютно, — отрешенно говорит она, все еще глядя в сторону Кэли.
Приходиться взять мою королеву за подбородок, заставить смотреть мне в глаза. Проклятье, мне совершенно не нравится, что она не замечает меня. С каких пор мне стало небезразлично, знают ли окружающие о моем существовании?
«Кэли права, — голосом Крови Богов шепчет внутренний голос, — ты слишком близко подпустил к себе северную девчонку».
Плевать.
Ее кожа такая теплая, голубой взгляд прожигает насквозь, убивает.
— Прежде чем мы отправится, ты должна кое-что пообещать мне, — выдвигаю условие я.
И не могу оторвать взгляд от ее губ. Вспоминаю, как иступлено мы целовались в разрушенной башне, сглатываю, огромным усилием воли подавляю желание повторить. Возможно, в этом все дело? Каким-то непостижимым образом она пробралась в мои мечты, а все остальное сотворило лишь мое больное воображение? Возможно, если я попробую ее снова, то обнаружу, что никакого притяжения уже не существует?
— Что за условие? — спрашивает она.
По тону ясно, что заранее согласна даже на полнейшую ахинею, и мне почти хочется попросить ее сделать какую-то несусветную глупость. Мне хочется чувствовать свой контроль над ней. Хотя я и знаю, что это будет означать лишь одно — Мьёль стала моей марионеткой. А мне до зубной боли необходимы ее истинные чувства. Ненависть? Злость? Отчаяние? Презрение? Что угодно, кроме слепого подчинения, даже если однажды, как пророчит Кэли, Белая королева засадит кинжал мне в спину. Что вряд ли, потому что мне осталось не так уж долго и сомневаюсь, что безумие Мьёль опередит яд древней теургии в моей крови.
— Ты не будешь отходить от меня ни на шаг.
Она смотрит с удивлением. Конечно, как же еще? Ведь она почти сутки провалялась в постели из-за собственного безрассудства и нежелания брать сопровождающих. Знала бы Мьёль, как сильно я корю себя за то, что дал согласие на ту авантюру. Тогда казалось, что подобные самостоятельные вылазки должны пойти ей на пользу.
— Хорошо, Раслер, я всегда буду рядом, — отвечает она, и в этой фразе мне чудится что-то сакральное. Вроде пророчества, которое моя Белая королева, сама того не зная, произнесла перед лицом окровавленного заката.
— Еще раз, — прошу я. Не прошу — требую.
— Еще? — удивляется она.
— Назови меня по имени еще раз.
Сам не замечаю, как мои пальцы сильнее стискивают ее подбородок, как наклоняюсь к ее губам, поглощая каждый выдох.
— Мой Раслер, — шепчет она и инстинктивно подвигается ближе.
Проклятье!
Я резко отступаю, увеличиваю дистанцию. Было бы просто отлично сунуть голову в сугроб.
— Что-то не так? — теряется Мьёль.
— Все отлично, — отвечаю я с фальшивой улыбкой.
«Все отлично» мой брат Рунн называл простым «член встал», а мне просто не хотелось напугать ее внезапным осознанием этого. Достаточно того, что я ума не приложу, как теперь буду ехать верхом.
Я помогаю ей сесть в седло. Несколько длинных мгновений мы смотрим друг на друга. Ловлю себя на мысли, что мне нравится видеть ее вот такой: взволнованной, смотрящей на меня сверху вниз. Неосознанно тянусь к ней, но вовремя одергиваю руку, делаю вид, что хотел всего лишь проверить, крепко ли затянуты ремни седла. Она… разочарована? Возможно, мне следовало бы…
«Тебе следует перестать вести себя как маленький мальчик», — говорит внутренний голос на этот раз точно повторяя интонации Дэйна.
Мы покидаем замок и большую часть пути наши кони едут тихой рысью. Сегодня невероятно тепло по меркам климата этой суровой страны. Зимние сумерки ласкают кожу, звездное небо плетет невидимый узор. С каких пор я стал таким романтиком?
Мьёль спокойно покачивается в седле, лишь изредка украдкой поглядывает в мою сторону, когда думает, что я не вижу.
— Что ты будешь делать с вирмом, мой король? — спрашивает она, когда впереди уже виднеется украшенный праздничными огнями городок.
Понятия не имею, что на это ответить. Я просто сделал то, что мог сделать. Честно говоря, мне не нужна мертвая ледяная ящерица.
— Помнится, ты хотела на нем полетать? — вспоминаю я.
Мьёль поворачивается и в сумерках ее глаза сверкают, как сапфиры. Искрятся таким льдистым неподдельным счастьем, что мне становится противно от себя самого. Рядом с ней каждая моя необдуманная выходка превращается в огромную вывернутую наружу рану, которую я в угоду своим демонам ковыряю с наслаждением сумасшедшего мясника.
— Это… возможно? — шепотом, чтобы не спугнуть иллюзию, спрашивает она.
— Конечно. — «А если эта мертвая рептилия на будет податливой, я убью ее и воскрешу заново. Столько раз, сколько потребуется, чтобы добиться покорности».
— Я… Это очень великодушно с твоей стороны, мой король, — лепечет она, смущаясь.
Мы спешиваемся у городских ворот, надеваем маски и потихоньку смеемся с того, как нелепо выглядим.
От стражников воняет кислым пойлом и судя по тому как они пошатываются и переминаются с ноги на ногу, оба выпили достаточно. Интересно, а если бы сюда пожаловал не я, а какое-нибудь другой засранец? Мне приходиться нелегко, отвечая на их дурацкие вопросы, ведь я пообещал себе хранить инкогнито. Не ради себя — ради Мьёль. Ее не должны видеть.