Белая королева для Наследника костей
Шрифт:
И пятится, пятится, жмет голову в плечи. Мне приходится сжать ладони в кулаки, чтобы не поддаться искушению лишить его языка. Понимаю, что вина во всем и полностью лежит только на мне, но желание убивать — оно в моей крови.
— Раслер?.. — В ее глазах паника. Я чувствую, как она дрожит. Пальцы разжимаются — и сладости падают в снег. Она вряд ли помнит о своем желании полакомиться ими. — Что со мной не так?
Вместо ответа я наклоняюсь к ней и словно последний псих жадно впиваюсь в ее холодные губы.
Она всегда такая разная. Даже когда я абсолютно уверен, что этот
Мьёль… просто замирает. Губы приоткрыты на вдохе, и она не закрывает глаза.
И колючая паника растекается у меня под кожей. Я впервые чувствую себя таким беспомощным. Как будто держу в руках мертвую птицу и вдруг понимаю, что всей моей теургии недостаточно, чтобы заставить ее сердце биться вновь.
Я отстраняюсь, торопливо увожу свою королеву подальше от шума толпы, от праздника жизни, на котором мы лишние. С самого начала было понятно, что нам тут делать нечего, но я так хотел подарить ей хоть каплю чего-то настоящего, что позволил себе забыться.
— Раслер… ты же знаешь, да? — спрашивает она, когда мы останавливаемся в тени раскидистой кроны какого-то вечнозеленого дерева. Смолянистый запах хвои противен мне до невозможности, но я терплю, потому что только здесь мы в относительной безопасности от посторонних глаз. — Ты знаешь, что со мной что-то происходит.
— Кроме того, что злой некромант и завоеватель воровато целует тебя на деревенском празднике? — Я все еще пытаюсь увести разговор прочь.
Она не готова узнать правду. Хотя, вероятно, Кэли не так уж неправа, говоря, что Мьёль никогда не будет достаточно готова.
И все же моя Белая королева улыбается. Смущенно прячет взгляд, и я потихоньку поглаживаю ее плечи, согревая. Боги, сжальтесь над нами обоими.
— Возможно, самое время нам вернуться? — предлагаю я, мысленно упрашивая Мьёль не упрямиться. — Тебе нужно поспать.
Она кивает, задумчиво теребит перо, что топорщиться на «щеке» маски.
В полной тишине, не обменявшись и парой слов, мы возвращаемся. Я почти физически чувствую, что моя королева витает где-то далеко. И она снова пребывает в скверном расположении духа. Одно то, с каким остервенением Мьёль срывает маску и бросает ее в снег говорит о многом.
— Ты никогда не обращал внимание вот на это? — Моя королева разводит руками, когда мы, въехав на внутренний двор, спешиваемся.
— На что? — стараюсь удивиться я, хоть прекрасно понимаю, о чем она.
— Тишина. И пустота. Неужели только мы двое во всем замке страдаем бессонницей?
Я пожимаю плечами и незаметно для нее сглатываю.
— Боюсь, все твои слуги слишком фанатично и безраздельно верят в то, что по ночам я превращаюсь в полусгнивший труп и пожираю живую плоть, чтобы к утру превратиться в красавца-некроманта.
Она прячет улыбку и качает головой.
— Их нетрудно понять, — говорит она чуть погодя, когда мы неспеша поднимаемся по лестнице.
— Разве ты до сих пор меня боишься? — Краем глаза замечаю тень за колонной и пытливый недовольный взгляд Кэли. Так и знал, что одного
Не сговариваясь, мы с Мьёль потихоньку, изображая воришек, крадемся на кухню. И в моей памяти невольно всплывают образы: я с мешком в руках несу в дар Крови богов парочку отрезанных голов. Тогда я чувствовал себя едва ли не самым счастливым на свете сметным, которому выпала честь прикоснуться к божеству. И тогда я еще не знал, насколько глубоко осквернен им.
— Кухарка всегда держит здесь вяленое мясо и сыр, — почему-то шепотом говорит Мьёль, ныряя за плотную занавеску. Смутно представляю, что там — кажется, холодная, где хранятся приготовленные на день закуски.
Моя королева скоро возвращается, ставит на стол несколько тарелок — и первой тянет тонкий оранжево-сочный ломтик слабосоленой форели. Кладет его на язык, жмурится, словно кошка, которую щекочут под хвостом во время течки. Боги, что с моей головой?
— Я бы не отказалась от вина, — говорит Мьёль и смущенно кивает на кувшин на столе.
Я рад выполнить ее просьбу. Все что угодно, лишь бы она не возвращалась к тем дурным мыслям.
Какое-то время мы наслаждаемся обществом друг друга, едой и тишиной. Почти идеально, не считая того, что Кэли пробралась и сюда. Я не уверен, что точно определил ее местонахождение, но здесь по меньшей мере три подходящих темных угла. Ее присутствие начинает нервировать: я подвигаю тарелку поближе к Мьёль, как бы между делом поглядывая по сторонам. Ненавижу чувствовать себя под присмотром, под колпаком. Достаточно и тех голосов в голове, которые заставили сделать все те ужасные вещи. Мне до сих пор сложно отождествлять их с Кровью богов. Ведь если разобраться, я окажусь жертвой, влюбившемся в палача. Дважды.
— Ты тоже их видишь? — вдруг говорить Мьёль. На ее губах играет странная улыбка, отрешенный взгляд скользит по стене у меня за спиной.
— Вижу… кого? — переспрашиваю я. На всякий случай озираюсь: на каменной глади танцует лишь легкая тень от света лампы, но как бы я ни пытался — мне не увидеть там ничего.
— Призраков, — говорит Мьёль. Прижимает ладонь к губам, ее глаза расширяются, превращаются в испуганные голубые провалы, зрачки сужаются до размеров игольного ушка. — Они там, в стенах. Они говорят, что мне все равно не уйти от правосудия.
Боги, снова.
— Мьёль, ты просто устала. Тебе нужно выспаться и выпить целебный отвар, который приготовила лекарка.
Я хочу подойти к ней, успокоить — но она шарахается в сторону. Поднимает руки перед глазами, и мы оба видим корку инея на кончиках ее пальцев.
Проклятье!
— Раслер… — Мьёль смотрит на меня сквозь пальцы. Ужас растекается по ее лицу, губы приоткрываются — и облачко пара со свистом вырывается изо рта.
Я привычен к холоду, но мороз пробирает меня до костей. Вся мебель стремительно покрывается белой коркой, по стеклам расползается витиеватый узор. Кувшин на столе с глухим треском лопается, вино растекается по инею, словно кровь.