Белая Русь(Роман)
Шрифт:
Когда Поклонский прискакал в Чаусы, осмотрел местечко. Оно понравилось. Сказал спутникам:
— Здесь будем собирать полк, — и Алексашке: — А ты набирай сотню.
Алексашка не представлял себя сотником, но с этой мыслью сжился быстро. Обязанности свои он знал — насмотрелся у черкасов. Лишь одного не мог представить: как будет командовать сотней, которой нет и неизвестно, какая она будет. Сотне нужны кони, сабли да пики. Где все это брать? А пан Поклонский про оружие ничего не говорит.
В корчме подкрепились мясом, запили брагой. Полковник приказал
— Слушайте, мужики и бабы, о чем буду речь вести! — Поклонский подкрутил усы. — Царь наш, православный государь, объявил войну Речи Посполитой. Войско русское стоит под Смоленском, идет к Витебску и Полоцку, чтоб из неволи униатской освободить чернь. Города литовские сдаются на имя царское, открывают ворота и хлебом-солью встречают московских стрельцов.
Мужики слушали, раскрыв рты от удивления, бабы охали и крестились. Поклонский продолжал:
— В Могилеве заперлись вороги наши, город московским стрельцам сдавать не желают, надеются на приход Радзивилла… Неделю назад в Москве милостиво принял меня царь наш государь Алексей Михайлович, долгие лета ему, и приказал мне, подданному его, полковнику белорусцев, собирать в Чаусах полк и вести его на Могилев… Зову вас, мужики, берите сабли, у кого есть, а у кого нет — топоры и вилы… Седлайте коней и вместе пойдем на ворогов отечества, душителей веры нашей и свободы!..
И вдруг словно улей загудела, заколыхалась толпа. Алексашка смотрел на мужиков и видел, что многое хотели бы спросить у Поклонского, но не решались. С болью Алексашка подумал, как пригодились бы те сабли, что остались в Дисне.
Два дня Поклонский сидел в хате постоялого двора, ждал. Ни один мужик не пришел. Поклонский покликал Алексашку. Сидел, насупившись, грыз ногти.
— Видишь, сотник, не идут… Почему не идут?
— Придут, пан полковник, — ответил Алексашка. — Мужик должен подумать. Сразу на такое решиться не всякий может.
— Наверно, ты правду говоришь. Подождем…
На третий день у коновязи остановилось пять верховых мужиков. Один был с саблей. Алексашка, выскочив из корчмы, подошел к ним. У четырех разглядел топоры.
— Куда собрались? — спросил того, который с саблей.
— В войско.
— Слава богу! — прошептал Алексашка. — Звать тебя как?
— Степкой нарекли.
— Сабля у тебя откуда? — заинтересовался Алексашка. — Э-э, милый, и седло у тебя казацкое! Где же ты раздобыл все?
Степка замялся.
— Под Быховом.
— У казаков был? — допытывался Алексашка.
— Был.
— И сбежал?
— Нет. — Степка растянул ворот рубахи. От шеи к плечу тянулась розовая полоса. Кожа на ней сошлась рубцами. — Видишь, как хватануло. Долго хворал, но выдюжил.
Алексашка слыхал,
— Пан полковник! — выпалил Алексашка. — Первый люд пришел!
— Дай-ка посмотреть на него! — полковник поставил кубок и поднялся. Следом вышли Вартынский и Шелковский.
Поклонский подошел к мужикам.
— Отменные воины! — похвалил он. — Возьмем город, мушкеты раздобудем…
Алексашка повел бровью: откуда в Могилеве мушкеты? Если наберется два десятка — хорошо будет. Что правда, то правда, взять его можно и топорами. Поклонский торопится с набором. Через две недели к городу подойдет отряд воеводы Воейкова.
К вечеру совсем весело стало на душе у Поклонского. Из окрестных близких деревень повалили мужики пешие и конные. Весть о наборе в полк разнеслась по Могилевскому и Мстиславскому поветам. Мужики седлали коней и пробирались в Чаусы лесными тропами, подальше от людского глаза.
Прошла неделя. В Чаусах собралось люду около двух тысяч человек. По ночам во дворах и на околице местечка дымили костры.
Алексашка собрал сотню и расположился на берегу речушки Баси, что подступала к Чаусам. Смотрел Алексашка на сотню и горько усмехался. На всю сотню — пять сабель. Мужики в боях не бывали, на конях сидят шатко. Десять улан или драгун могут размести эту сотню за четверть часа. И все же на душе было тепло. И он вначале некрепко держал саблю.
Ночи в июле стоят теплые. Но мужики жмутся к кострам. У огня веселее. Всякие разговоры ведут. Больше всего говорят о панстве, от которого нет житья черни. И теперь живут надеждой, что на Белую Русь с русским царем придет новая явь. Какая она будет, никто представления не имел. Может, такая, как у казаков? У костра завели разговор про черкасов. Подошел Алексашка. Мужики потеснились.
— Садись, пан сотник!
Словно стеганули плетью Алексашку. «Пан сотник…» Как будто клещами сдавило горло. «Пан сотник…» Ударил жар в лицо. Хотелось крикнуть им: не пан я! Одних кровей с вами!.. Прикусив до крови губу, сел у костра, протянул к пламени руки.
— Рассказывай, — попросил мужик с курчавой бородой.
— Все рассказал, — хмыкнул Степка. — Жарко под Быховом было. Стены крепкие, с окнами для пушечного боя. Харчей в городе много. Пороху и ядер хватает. Осаду могут три года держать…
— О-хо! — удивлялся мужик с курчавой бородой. — Полегло сколько люду! Как ни говори, а помирать страшно на войне.
— Ежели сразу, то не страшно, — заметил белоголовый детина. — Ядрой ударит, и — все! А бывает, отсекут руку или хребет порубят… Не приведи господь!