Белая ворона
Шрифт:
Домет хвалил умение герра майора есть хумус без вилки, как многие «дикие» европейцы, а сам думал, когда же он объяснит, что имел в виду под «вовремя».
— Я знаю не только, как едят на Востоке, — Гроба знакомым жестом поднял указательный палец. — Да, с моим знанием Востока я сейчас незаменим. Наше Министерство иностранных дел назначило меня… догадайтесь, куда?
— В Иерусалим? — из вежливости спросил Домет, хотя не сомневался, что так оно и есть.
— В Багдад, — взмахнул куском лепешки Гроба.
— Послом? — уважительно
— Если бы! Вице-консулом. Но работа интересная: я буду заниматься политическими вопросами в нашем консульстве. Так что мне нужен опытный секретарь и переводчик. По меньшей мере на год. Понимаете, куда я клоню?
— Так точно, герр майор, — радостно отчеканил Домет: в Багдаде он еще никогда не был.
— А раз понимаете, собирайте вещи. Я должен вернуться в Берлин для доклада, но в начале следующего месяца выезжаю в Багдад. Там и встретимся. По рукам?
Домет примчался домой, схватил Адель в охапку и начал целовать, чем крайне удивил ее.
— Что случилось, Азиз? С чего вдруг такие телячьи нежности? Ты нашел на улице кошелек с деньгами? — засыпала его вопросами Адель.
— Больше, чем кошелек с деньгами! Я нашел клад!
И Домет рассказал жене о встрече с майором Гробой и о его предложении. Адель пришла в восторг.
Было решено, что Азиз сначала поедет один, устроится на новом месте, будет присылать деньги, а потом, если все пойдет хорошо, вызовет Адель с Гизеллой.
Через две недели Домет уехал.
Если бы сказки «Тысяча и одна ночь» не были сказками, по небу на ковре-самолете Домет добрался бы до Багдада за полчаса. Но по земле на поезде нужно было из Хайфы доехать до городка Дера, там пересесть на поезд «Иерусалим-Дамаск», в Халебе сделать еще одну пересадку, доехать до иракского города Рас-эль-Аин, где кончаются железнодорожные пути, а оттуда еще два дня добираться до Багдада в грязном автобусе с выбитыми стеклами, да еще и пассажиров в нем как сельдей в бочке.
Одолженные у свекрови деньги Адель зашила мужу в подкладку пиджака, и он время от времени ощупывал, на месте ли они.
Домет чувствовал, что его жизнь начинается заново и пойдет совсем по другому пути.
Война, евреи, погромы — это все уже позади, а впереди… Дипломатическая карьера! Сама судьба послала Домету добрый знак: в день приезда в Багдад ему исполнилось сорок лет.
х х х
Немецкое консульство находилось на тихой тенистой улице, и весь штат, не считая майора Гробы, состоял из четырех человек: консула с лицом старого льва, его длинноногой секретарши-машинистки, болезненного вида бухгалтера и молодого делопроизводителя Зиги, стриженного под бокс, со срезанным подбородком и пустыми глазами.
Гроба представил Домета коллегам, рассказав им заранее о его славном боевом прошлом в рядах турецкой армии и о его преданности немецкому духу. Затем Гроба повел Домета на расположенную неподалеку
— В целях экономии будете жить вместе с Зиги, — сказал Гроба. — Устраивайтесь, обживайтесь. Завтра в консульстве выходной, так что на работу только послезавтра.
В темноватой четырехкомнатной квартире одну комнату занимал Зиги, во второй с окнами на заросший сад поселился Домет, третья была отведена под столовую, а четвертая — под гостиную.
Домет распаковал чемодан, принял душ, переоделся и пошел в город.
Багдад… Сказочный Багдад оказался задворками Ближнего Востока. Скученные мазанки, хибары со стенами из листов жести жмутся друг к другу, полуразвалившиеся остатки ворот могущественного Вавилона… Домет вспомнил своего «Валтасара». Неужто все это происходило здесь? А Тигр и правда широкая река.
Вдруг как из-под земли перед Дометом вырос пожилой человек и без тени заискивания сказал:
— Если господин хочет, я могу провести его по следам Багдадского вора. Это будет очень интересная экскурсия.
Домет посмотрел на него внимательно. Чисто выбритое лицо, умные глаза, пиджак явно с чужого плеча и рваные сандалии, но во всем облике чувствуется достоинство.
— Благодарю вас, — сказал Домет, — к сожалению, у меня другие планы.
Еле отвязавшись от целого роя голодных мальчишек, просивших милостыню, Домет пошел на базар. Знакомство с городом он всегда начинал с базара: базар — душа города. Там слышны его подлинные голоса, там чужестранец чувствует себя не таким чужим.
— Господин хочет хорошее место на «Семь повешенных»? — подошел к Домету разбитной юнец.
— Что еще за «повешенные»? — удивился Домет.
— Так у нас называют ежегодное состязание поэтов, — обрадовался юнец чужестранцу. — Они читают свои стихи, а потом семь лучших стихотворений развешивают по всему базару, и люди заучивают их наизусть.
— А людей у вас вешают? — спросил Домет.
Парень посмотрел на него с явным сожалением.
— Конечно, вешают. Но разве это может сравниться с состязанием поэтов?
Домет дал парню несколько мелких монет и получил какое-то подобие билетика на «Семь повешенных».
— Состязание состоится завтра, вон на той площади, в шесть вечера, — сказал юнец.
Когда Домет назавтра пришел в назначенный час на базарную площадь, все, а не только хорошие, места уже были заняты. Одни слушатели с комфортом устроились на балконах соседних домов, другие — на крышах, третьи — на могучих пальмах.
Оглянувшись по сторонам, Домет увидел двух полицейских. Он показал им удостоверение сотрудника немецкого консульства, вынул «билет на хорошее место» и для надежности дал каждому по монете. Полицейские рьяно заработали дубинками, расчищая дорогу почетному гостю, и через минуту Домет сидел на деревянной скамье в первом ряду около почтенных старцев-судей. Прямо на земле пристроились трое музыкантов со своими инструментами.