Белая ворона
Шрифт:
Первым вышел на возвышение черноволосый, рябой человек с глазами навыкате, поклонился судьям и под пронзительные звуки смычков громко начал читать:
За прегрешенья да простит меня Аллах,
Его величье славим мы в веках,
А под ногами только узкий мост:
От детской колыбели — на погост.
В толпе раздались одобрительные возгласы, судьи благосклонно
О, гурия, что скрыта под чадрой,
К тебе летит бессонных мыслей рой,
Коль на мою любовь ты не ответишь,
То в сей же миг покончу я с собой.
Поэты сменяли друг друга, неразделенную любовь сменяли битвы и пиры, громкий свист — одобрительные выкрики, а полицейские гонялись за мальчишками, которые с пальмы швыряли финиками в тех, кто, по их мнению, «никакой не поэт», и Домет не мог избавиться от ощущения, что он — герой пьесы, действие которой происходит на базаре.
Но вот по толпе прошел шепоток, в котором все отчетливее слышалось имя Хамид.
Небольшого роста, с курчавой бородой и с ястребиным носом, Хамид, запрокинув голову и прикрыв глаза, начал нараспев:
Я не боюсь клинка, и пули не боюсь,
И с недругом в бою я насмерть бьюсь,
Ни старость не страшна, ни дряхлость тела,
Лишь об одном я день-деньской молюсь:
Чтоб музыка моя не оскудела…
Смычки подхватили последнюю строчку и, рыдая, понесли ее к небесам, раскалывая наступившую тишину, которая через несколько мгновений взорвалась многоголосым «Ха-мид! Ха-мид! Хамид!».
Звезды висели над базарной площадью, как театральные софиты. Ветер с Тигра унес дневную духоту. В мире больше не было ни войны, ни горя, ни смерти — только стихи, музыка и любовь.
До этого дня Домет плакал всего один раз в жизни — на похоронах отца.
х х х
Гроба вызвал Домета к себе в кабинет и первым делом показал на письменном столе портрет узколицего мужчины с пронзительным взглядом, косой челкой и маленькими усиками.
— Запомните, Домет. Это наш Бог — Адольф Гитлер. — Гроба вынул из книжного шкафа толстую книгу в кожаном переплете. — А это наша Библия — «Майн кампф». Когда вы ее прочтете, вам станет ясно, что до возрождения Германии осталось совсем недолго ждать. Вот когда все эти предатели, вся эта штатская сволочь в нашем Министерстве иностранных дел полетит к чертовой матери, их теплые местечки займем мы.
— Кто «мы», герр майор? — спросил Домет.
— Мы — это члены национал-социалистской партии. Не слышали? Поинтересуйтесь. А теперь — ваши обязанности. Каждое утро у меня на столе
Потом Гроба ввел Домета в курс дел и рассказал, как проклятые англичане, получив от Лиги наций мандат на Ирак, обошли немцев и оттяпали лицензию на разработку богатейших нефтяных залежей в Киркуке.
— А нефть — это миллионы, миллиарды! Но ничего, — пообещал Гроба, — англичане тут тоже долго не задержатся. Как только Ирак станет независимым, он всех отсюда повыкидывает.
— И немцев? — встревожился Домет.
— Боюсь, что да. И это после того, как мы наладили этим голодранцам телеграф, а Майснер проложил им железную дорогу.
— Какой Майснер? — переспросил Домет. — Инженер? Генрих Майснер?
— А вы что, с ним знакомы?
— Ах, герр майор, воспоминания детства… Герр инженер, которого турки называли «Майснер-паша», бывал у нас дома. Он говорил с отцом о поездах. Я помню, как смеялся герр Майснер, когда узнал, что арабы называют поезд «султанова ослица». Представляете, у нас в Хайфе стоит памятник первому паровозу в Палестине. Помню…
Не дослушав детских воспоминаний Домета, Гроба встал из-за стола и плотнее прикрыл дверь кабинета.
— И вот еще что. Поскольку вы работаете у меня, а мы оба работаем на благо Германии, вы должны держать меня в курсе всех разговоров нашего консула и его стервы-секретарши. Консул наш — из аристократов и нас, членов партии, само собой, презирает. Да что нас! Он над самим Гитлером смеется. Но ничего. Как только мы придем к власти, всем этим аристократам ох, как будет не до смеха. Значит, если услышите, что консул ругает Гитлера, немедленно сообщайте мне. А уж я приму меры.
Домету стало как-то не по себе от поручения Гробы. Но скоро он о нем забыл: ему нравилась его новая работа. Он читал газеты с большим интересом. О чем только они не писали! Вот-вот страна получит независимость, которую англичане обещали ей десять лет назад; у короля Ирака Фейсала I новая жена в гареме; вражда между шиитами и суннитами[9]; курды вместе с ассирийцами-христианами добиваются отделения от Ирака; угрозы в адрес евреев, прибравших к рукам все ресурсы Ирака. Домет обратил внимание на то, что в Ираке есть эмигранты-мусульмане из Палестины и их влияние растет. Некоторые из них заняли важные административные посты и призывают к уничтожению еврейской заразы.
А немецкие газеты были переполнены подготовкой к выборам в рейхстаг. Почти все обозреватели наперебой утверждали, что партия Адольфа Гитлера получит не более двух-трех мандатов, а сам он — политический курьез.
Отдельные реплики консула и его секретарши Домет исправно передавал Гробе, а тот строчил донесения начальству, упирая не столько на отсутствие патриотизма консула, сколько на порочащую его связь с секретаршей. Из Берлина Гробу просили заниматься делом, а не ерундой, но он не унимался и строчил дальше по инстанциям. Домет аккуратно подшивал всю эту переписку в особую папку, которую Гроба хранил в сейфе.